Все четверо были ему хорошо знакомы. Один из них, хромой, со шрамами на лице, очень напоминал судью, который погиб, свалившись с лестницы. Другой, толстяк, с короткой шеей и багровым лицом, был удивительно похож на судью, скончавшегося от апоплексического удара. Третий, худой, как палочка корицы, настоящий скелет, все время кашлял — это был судья, умерший от чахотки. А четвертый был прокурор собственной персоной, тот самый прокурор, который всегда за преферансом со всеми ссорился, вечно жаловался на печень и в конце концов в припадке ипохондрии проглотил стрихнин!..
Что это значит?.. Может быть, пан Лукаш спит и видит сон?..
Старик ущипнул себя и только сейчас заметил, что он уже не в халате, а в длинном черном сюртуке на вате. Вдруг что-то кольнуло его в подбородок. Это воротничок, но как туго он накрахмален, пан Лукаш не носил таких. Затем он почувствовал, что у него горят ноги. Взглянул — да на нем новые башмаки!.. Новые и чересчур узкие.
Беспредельное изумление охватило старика. Он перестал соображать и не только потерял память, но, что еще хуже, — встреча с четырьмя умершими партнерами по преферансу стала казаться ему совершенно естественной.
В таком состоянии пан Лукаш нажал огромную дверную ручку. Тяжелая дверь отворилась, и старик вошел в зал, такой же сводчатый, как и сени, напомнивший ему не то монастырь, не то ломбард.
В эту минуту человек, читавший судебные акты, поднял голову, и пан Лукаш узнал адвоката Криспина. Вид у юриста был несколько помятый, но цвет кожи — здоровый и выражение лица довольно непринужденное.
— Так ты жив, Криспин? — вскричал пан Лукаш, крепко пожимая руку своему приятелю.
Адвокат испытующе взглянул на него.
— Твой писец, — продолжал пан Лукаш, — сообщил мне, что поезд, в котором ты ехал, потерпел крушение…
— Ну да.
— Он предполагал, что ты погиб.
— Ну да, — равнодушно подтвердил адвокат.
Пан Лукаш заколебался, словно не веря собственным ушам.
— Позволь, значит, ты погиб при железнодорожной катастрофе?
— Конечно.
— Разбился насмерть?
— Конечно! — уже потеряв терпение, повторил адвокат. — Если я сам тебе говорю, что я убит, — можешь не сомневаться, это — правда.
Пан Лукаш задумался. С точки зрения логики, принятой на земле, то, что говорил Криспин, называлось не «правдой», а «бессмыслицей». Но в эту минуту мозг старика озарили проблески некой новой логики, и адвокат, говорящий о своей смерти в прошедшем времени, вдруг представился ему если не обычным явлением, то, во всяком случае, вполне возможным.
— Скажи мне, дорогой Криспин, — спросил Лукаш, — скажи, а… деньги у тебя не украли?
— Деньги целы и даже лежат здесь, в этом зале.
И адвокат указал на полку, где в куче макулатуры валялись его закладные.
Пан Лукаш возмутился:
— Кто же так поступает, Криспин? Они ведь тут могут пропасть!
— А мне что за дело? Здесь закладные не имеют никакой ценности.
— Только золото? — догадался Лукаш.
— И золото не ценится. Да на что оно нам? Стол у нас даровой, квартира даровая, одежда не изнашивается, а в преферанс мы играем на мелкие грешки.
Пан Лукаш не понимал того, что говорил ему Криспин, но и не удивлялся.
— Тем не менее, — сказал он адвокату, — даже в этих условиях золото не теряет своей прелести. Оно сверкает, звенит…
Адвокат подошел к стене и отворил небольшую железную дверцу. В ту же минуту что-то ослепительно засверкало, словно разверзлась печь, в которой плавится сталь, а до слуха старика донеслись ужасающие тысячеголосые стоны и лязг цепей.
Пан Лукаш закрыл глаза и заткнул уши. Никогда еще нервы его не подвергались такому сильному испытанию.
Адвокат захлопнул дверцу и сказал:
— Это сверкает ярче золота и громче звенит. Правда?
— Да, — ответил уже спокойнее Лукаш, — но золото, кроме того, имеет вес и прочность.
С минуту Криспин грустно молчал.
— Лукаш, — неожиданно попросил он, — подай-ка мне мою перчатку. Вон она лежит на столе.
Лукаш быстро схватил черную перчатку обычного размера, но тотчас же уронил ее наземь. И — удивительное дело! — перчатка упала с таким грохотом, словно она была из железа и весила много пудов.
— Что это значит? — спросил он с изумлением.
— Из той же материи сшита наша одежда, — пояснил Криспин. — Галстук и перчатки весят по пятисот фунтов, башмаки по две тысячи, сюртук около ста тысяч и так далее. Словом, у нас тут хватает веса, которым так привлекает тебя золото.
Как мы говорили, войдя в этот зал, пан Лукаш ничему больше не удивлялся, но ничего и не понимал. Понемногу он начал кое-что соображать, потом все больше и больше, но страх, который он испытывал вначале, возрастал с каждой минутой. Наконец, Лукаш решился рассеять свои сомнения и страхи; с чувством сжимая руку адвоката, он тихо спросил:
— Скажи мне, дорогой Криспин, куда… ну, куда я попал?
Адвокат пожал плечами.
— Как, ты до сих пор не догадался, что находишься в загробном мире, где умершие обретают жизнь вечную?
Пан Лукаш утер пот, выступивший на лбу.
— Горе мне, горе! — вскричал он. — Да ведь я оставил и дом и свою квартиру без присмотра…
В соседнем зале раздался звонок.
— Кто там? — испуганно спросил Лукаш.
— Наши партнеры по преферансу — судьи и прокурор.
— Так мы сможем разыграть пульку? — уже веселей сказал Лукаш. — Я даже видел там стол…
Но Криспин был по-прежнему невесел.
— Мы здесь играем в карты, — ответил он, — но тебе сначала придется уладить формальности. Знай же, что эти господа будут тебя судить, все обстоятельства твоей жизни подвергнутся тщательному расследованию, а затем тебя зачислят в тот или иной круг ада. Меня назначили твоим адвокатом, я уже ознакомился с твоим делом и опасаюсь, что тебе не удастся снова играть с нами в преферанс…
Если бы в эту минуту пан Лукаш мог увидеть в зеркале свое осунувшееся лицо, это убедило бы его в том, что он на самом деле труп — так подействовали на него слова адвоката.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10