С этого дня ученики младшего отделения заучивали все те же первые четыре буквы, а потом отправлялись на кухню или во двор помогать учителевой хозяйке. О мельницах и речи не было.
Однажды, когда мороз полегчал и сердце учителя тоже как будто оттаяло, он решил объяснить своим младшим питомцам пользу грамоты.
— Смотрите, дети, — сказал он, написав на доске слово «дом», — какое это мудрое дело — писать! Вот эти три значка, такие маленькие и так мало места занимают, а значат они — «дом». Как взглянешь на это слово, так у тебя сразу же перед глазами встает вся постройка: двери, окна, сени, комнаты, печи, лавки, картины на стенах, — короче говоря, видишь дом со всем, что в нем находится.
Антек протирал глаза, вытягивал шею, вглядывался в написанное на доске слово, но дома так и не увидел. Он толкнул своего соседа и спросил:
— Ты-то видишь хату, про которую говорит учитель?
— Не вижу, — ответил сосед.
— Стало быть, это вранье? — сделал вывод Антек.
Учитель, услышав последнюю фразу, крикнул:
— Что вранье?
— Будто на доске дом. Там только и есть, что немного мелу, а дома никакого не видать, — простодушно ответил Антек.
Учитель схватил его за ухо и вытащил на середину класса.
— Дать ему жару! — закричал он; и снова повторилась с мельчайшими подробностями уже хорошо известная мальчику церемония.
Антек вернулся красный, заплаканный. Дома он не мог найти себе места, и мать снова спросила его:
— Влетело тебе?
— А вы, может, думаете, не влетело? — простонал мальчик.
— За учение?
— Нет, не за учение, а так, чтобы согреться.
Мать махнула рукой.
— Что ж, — сказала она после некоторого раздумья, — придется еще подождать, как-нибудь достанется тебе и за учение. — А потом, подбрасывая дрова в печку, бормотала себе под нос: — Так всегда со вдовами и сиротами на этом свете бывает! Дала бы я учителю полтинник, а не сорок грошей, он бы живо за мальчишку взялся. А так — только баловство одно.
Антек, услышав это, подумал:
«Ну, ежели это баловство, так что же будет, когда он примется меня учить?!»
К счастью или к несчастью, опасения мальчика оказались напрасными.
Однажды — это было через два месяца после поступления Антека в школу — пришел к его матери учитель и после обычных приветствий спросил:
— Ну как, хозяюшка, будет с вашим мальчиком? Дали вы за него сорок грошей для начала, и вот пошел уже третий месяц, а я ни полгрошика больше не вижу. Так не годится: платите хоть по сорок грошей, но каждый месяц.
А вдова в ответ:
— Где же я возьму, раз у меня их нет! Что ни заработаю, каждый грош в волость идет. Тряпку детишкам не на что купить.
Учитель поднялся со скамьи, надел шапку еще в комнате и ответил:
— Если так, то и Антеку нечего в школу ходить. Я даром руки свои утруждать не стану. Такое обучение, как у меня, беднякам не по карману.
Учитель ушел, а вдова, глядя ему вслед, думала:
«И то верно. Недаром же испокон веков только господские дети в школу и ходят. Где уж простому человеку на это денег взять?..»
Снова она позвала на совет кума Анджея, и они принялись вдвоем экзаменовать мальчика.
— Чему же ты, постреленок, выучился за эти два месяца? — спросил его Анджей. — Мать-то отдала за тебя сорок грошей.
— Ох, отдала! — подтвердила вдова.
— Чему мне там было выучиться, — ответил мальчик. — Картошку чистят в школе так же, как дома, и свиньям корм так же дают. Только и всего, что я несколько раз учителю сапоги почистил. Так за это мне одежку порвали этими… согреваниями.
— Ну, а из учения ничего ты не понял?
— Чего там понимать! — отвечал Антек. — Когда вздумает он учить нас по-нашему, по-деревенски, — все врет. Напишет на доске какую-то закорючку и говорит, что это дом с комнатой, с сенями да картинами. А ведь глаза-то у меня есть: вижу, что это не дом. А когда учит нас по-своему, по-школьному, то шут его поймет! Есть там несколько старших, что песни по-школьному поют, а младшие — спасибо, если хоть ругаться выучились!..
— Поговори у меня еще, я тебе задам! — не утерпела мать.
— Ну, а хозяйством ты не надумал заняться? — спросил Анджей.
Антек поцеловал у него руку и сказал:
— Уж вы пошлите меня туда, где учат мельницы строить.
И мать и сосед, словно по команде, пожали плечами.
Злосчастная мельница, моловшая зерно на другом берегу Вислы, так запала в душу мальчика, что никакой силой ее оттуда нельзя было вырвать.
После долгого совещания решено было ждать. Вот и ждали.
Шли неделя за неделей, месяц за месяцем, мальчику сравнялось уже двенадцать лет, а помощь от него в хозяйстве все была невелика.
Он стругал свои палочки и даже вырезал из дерева диковинные фигурки. И только когда у него ломался ножик, а мать не давала денег на новый, он нанимался к кому-нибудь на работу. То он ночами лошадей на лугу стерег, утопая в седом тумане и любуясь звездами; то водил волов на пашне, ходил в лес по ягоды или грибы и, набрав полную корзину, продавал ее за несколько грошей шинкарю Мордке.
А дома у них все не ладилось. Хозяйство без мужика — что тело без души; а отец Антека, как известно, покоился уже несколько лет на том холме, откуда сквозь живую изгородь, усыпанную красными ягодами, глядят на деревню печальные кресты.
Вдова на пахоту нанимала работника, платила подать в волость, а уж на то немногое, что оставалось, кормилась с обоими детьми.
Вот и ели они изо дня в день пустую похлебку и картошку, иной раз кашу и клецки, реже горох, а мясо — разве только на пасху.
Случалось, что и этого не было в доме, тогда вдова, которой незачем было топить печку, чинила одежду сыновей. Маленький Войтек плакал, а Антек от скуки ловил в обеденную пору мух и отправлялся во двор стругать свои лесенки, заборы, мельницы и фигурки святых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9