Корчма загудела от хохота.— Чего смеетесь? — спросил Мацек. — Ведь всякий раз, как мы какую-нибудь бумагу подписывали, приходилось платить… то на школу, то на волость.— Толкуй с пьяным! — бросил кто-то.— И вовсе я не пьян! — рассердился Мацей, отталкивая жену.Гжиб продолжал:— Кум Мацей, конечно, немного того… под хмельком, но он сказал умное слово. Я тоже вам советую: не спешите подписывать. Лучше подождать. Кто выждать сумеет, тот всегда больше возьмет. Помните, хозяева, как вы пять лет назад хотели с паном договориться? Просили мы тогда по одному моргу на хозяйство, а он не давал. Через два года давал уже по два морга, а теперь дает три…— Кто же согласится на три! — раздался одинокий голос.— Если даст четыре, тогда уступим…— И пяти мало!В другом конце корчмы выступил новый оратор.— Люди! Думается, мне, что Юзеф не дело говорит…— Вот как!— Это почему же не дело?— А вот почему: что в руках, то мое, а что еще не в руках, то не мое! Правда, нам что ни год сулят всё больше, да, может, через год уже и трех моргов не дадут — кто его знает? Пан сейчас идет на уступки, потому что ему нужно лес продать. Ну, а если лес сгорит? Или пан все имение захочет продать? Новый-то помещик, может, и ни единого морга нам за лес не даст. Юзефу легко говорить «ждите!» — у него и так земли тридцать моргов. А нам-то досталось всего по десяти, и дети у нас взрослые, — женятся, так чем мы их наделим? Что же, я хлопца своего в лес отправлю листья жрать? Ему не лес, а земля нужна да хата.— А разве вы не хотели бы получить заместо трех четыре морга? — спросил Гжиб.— Ясно, хотел бы, — согласился его противник.— Ну, если хотите четыре, так надо выждать.— Послушайтесь меня, люди! — крикнула жена того мужика, у которого болели глаза. — Не подписывайте!— Ишь ты! И бабы туда же!— Заткни глотку, ведьма, не твое дело!— А чье же? — еще громче закричала женщина.— Да разве твой помер уже, что ты за него тут горло дерешь?— Много он понимает! — возразила жена. — Вы меня послушайте, у меня ума больше, чем у всех вас.— Вот погодите, кума, вернется из школы мой Юзик, тогда вы с ним умом померяйтесь! — подала голос из-за печки женщина, одетая по-городскому.— Тише там, бабы! Разверещались, холера их возьми!На лавку влез лысый Войцех и закричал:— Соглашайтесь, пока не поздно! Будет у каждого свой кусок земли, а теперь много ли вам проку от того, что ваша скотина на чужой земле бродит? Лучше своя полоска, чем…— Побойтесь бога, Войцех! Ведь у вас на ногах мои сапоги!— Как же это так? — спрашивали вокруг.— Заложил я их ему за рубль, а он в них ходит!— Ну и сквалыга!— Берет проценты, да еще в чужих сапогах хочется ему щеголять.Сконфуженный Войцех слез с лавки и, погрозив кулаком, вышел из избы.Встал Гайда, мужик огромного роста, на голову выше всех.— И я вам говорю — ждите! — начал он, стукнув по столу кулаком. — Мы знаем, каково нам сейчас, пока еще есть у нас права на лес, да не знаем, как будет, когда каждому дадут два-три лишних морга, — и уж тогда к лесу и сунуться не смей…— Э, если и подпишем, все равно в лес дорогу нам не закажут, — возразил сторонник договора с помещиком. — А вот если появится тут немец со своими людьми да начнут они по табели справляться и командовать: «Этой дорогой езди, а той — нельзя», — вот тогда нам всем солоно придется!— Ничего, и немцу руки укоротим, — сказал Гайда.— Ой, не укоротите, нет! — отозвался крестьянин из чужой деревни. — Вот у нас рядом немец объявился, сразу в бумагах стал копаться да землемеров привозить, и пришлось мужикам половину скота продать. А когда его лесник, тоже немец, застал в лесу Шимона. Мазурка и Шимон с ним поспорил, немец недолго думая всадил в него заряд, как в зайца, так что из Шимона потом целых три месяца дробь лезла.На середину корчмы выскочила баба, одетая по-городскому.— Люди, пожалейте вы и себя и меня, вдову! Ничего не решайте без моего Юзика. Как только приедет, он такой вам совет даст — ахнете! Вот какой хлопец!— Эй, хозяева, договаривайтесь лучше со своим паном, а то как бы он вам шваба не посадил на шею! — предостерегал крестьянин из другой деревни.— Он сам хоть и поляк, а не лучше шваба! — возразил Гайда сердито. — И одевается не по-людски, всегда на нем одежа белая либо какая-то клетчатая, и баба его все только по-швабски болтает. Что с ним, что без него — нам один толк! У других панов мужик хоть лекарство иной раз получит, когда болен, или книжку ребятишкам подарят. А этот еретик и заработать человеку не даст. Меня в усадьбу никогда не зовут — и слава богу, я других вожу и на хлеб себе зарабатываю, а те, кто на пана работает, денег никогда не видят…— Ну, ну… не так уж он плох, бывают хуже, — вступился кто-то из сторонников соглашения.— Он, хоть бы и хотел, никакого вреда мужику сделать не может, потому что никогда его в усадьбе нет…— Вранье! — запальчиво перебил Гайда. — Вот у меня по его приказу свинью застрелили, такую и за тридцать рублей не купишь. А на прошлой неделе, когда его девчонка, Янельця, подошла к моей хате и подарила моей Магде ленту, он так на нее рассердился, как будто это не лента, а целое поместье… Эх! — заключил он уже вполголоса, садясь на место, — детишек его мне жаль, особливо девчонки, а не то я бы ему показал!Из двери за стойкой появился Шмуль и с улыбкой раскланялся на все стороны.Гжиб обратился к нему:— А вы как скажете, Шмуль, — подписывать нам с помещиком бумагу или нет?— Это уж как хозяева хотят, — дипломатически ответил арендатор.— А кто, по-вашему, прав — я или те, кто хочет подписывать сейчас?— И вы, Юзеф, правы, и они правы. Каждый делает так, как ему выгодно.— А вы подписали бы?— Что же вы думаете, Юзеф, для меня это новость — подписывать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55