Наверное, ты уже знаешь неловкую Правду о «Полном и всеобъемлющем лексиконе всего сущего» бра mа Эридуса; а именно, ч mо наш учёный Друг просто придумывает Язык. Но не суди его слишком поспешно. В библио­теках на Верхних ярусах есть сотни книг на придуманных и мертворожденных языках; и словари этих языков – будь то языки, на кото­рых говорят до сих пор, или от которых отказались совсем недавно, или говорили в глубокой древности, а сейчас уже не говорят, – давно составле­ны. Но брат Эридус об этом не знает. Этот подлог, этот вымысел ~ это просто стремление выйти из Затруднительного положения, в к omopoе я поставил его, не снабдив необходимым Филологическим Материалом. Признаюсь, я и вправду мешал ему в его Работе.
С братом Нестором – который сч umaem меня вором и плагиато­ром —я пошутил moчн o maк же.
С музыкантами, Эпом и Гредой – тоже.
С братом Людвигом —которому я предложил некорректную Теоре­му – тоже.
С братом Каем – если бы его Мастерство вдруг дало сбой, и его Гений его подвел – я поступил бы maк же.
Ты, наверное, понимаешь, в чем вся Ирония; мне же потребовалось много лет, чтобы это понять. Башня меня перехитрила. Подобно ковар­ному Левиафану, она существует и управляет своим бытием, превращая
Врагов своих в своих Слуг. И вот я решил, познав Крушение Иллюзий, отравить ее изнутри, создать помехи в её Жизнедеятельности, закупо­рить её Артерии посредством негодного, путаного Управления. Однако я просчитался: я дал Братьям малого Врага для борьбы и тем самым отвлек их от Настоящей Работы. Желая разрушить Башню —а я нисколько не сомневаюсь, ч mо и Предшественники мои имели те же намерения, —я невольно ее укрепил.
То есть решение покончить с Жизнью было признанием собственной Слабости. Пятьдесят лет в Заключении всё- mаки перекроили меня по-своему, и я не тот Человек, который покончит с Башней. Может, тебе хватит Силы? Может быть, ты сумеешь свершить этот ужасный, но необходимый Поступок? Умираю с Надеждой на это. Что когда-нибудь в Башню придёт Человек – в Башню, которая поглотила миллионы Душ, безо всякого смысла и цели, только чтобы продлить свое Существование, —и прозрит сквозь крепкие стены её пустое нутро, и закончит начатое Богом.
За сим остаюсь по ту сторону Смерти,
Ваш покорный слуга,
Гербош фон Окба
Я дочитал исповедь Мастера до конца, потом вернулся к началу и перечитал еще раз. Потом – еще. Как после обиль­ной тяжелой трапезы, я сидел, переваривая прочитанное. У меня в голове не укладывалось, как братья могли обманывать­ся столько лет?! Тут же повсюду подсказки – надо лишь захо­теть их увидеть. Взять, к примеру, ту рукопись, которую фон Окба забрал с собой в ванную в тот роковой день. «Псевдо­эпиграфа» – теологическое исследование «Апокалипсиса Шинар», апокрифического текста о падении Вавилонской Башни. «Апокалипсис» противоречит библейской Книге Бы­тия в одном важном вопросе. Да, Вавилонская Башня пала, но ее нижние этажи устояли. Гитлодий (автор «Псевдоэпиграфы») приписывает авторство «Апокалипсиса» ветхозаветным про­рокам. Но имя Гитлодий, или Гитлодеус – лингвист, без со­мнения, известный Эридусу, – переводится с греческого как, «тот, кто управляет бессмыслицей»; а псевдоэпиграфы – как «ложные письмена». Нигде за пределами Башни (поверьте мне, я проверил все библиотеки в христианском мире) не встретил я упоминания об «Апокалипсисе Шинар». Стало быть, эта книга – придуманный вымысел; измышление самого Гитлодия. Но кто этот Гитлодий? Не кто иной, как сам Гербош фон Окба! Он придумал «Апокалипсис Шинар» с единственной целью – изучить его, обеспечить себя работой! Вода в ванной, где нашли его тело, была не красной, а черной. Не только кровь, стало быть, но и чернила тоже. Чернила, смытые со страниц «Псевдоэпиграфы». Может, он взял с собой книгу, чтобы скрыть свой подлог? Или это была подсказка для про­ницательного ума, ключ ко всем ухищрениям?
Я был так взволнован своим открытием, что не заметил, как дверь у меня за спиной приоткрылась. И только когда взгляд брата Кая обжег мне затылок, я обернулся к нему,
Он стоял там, в дверях, но не в обычной своей серой хла­миде, а в черной сутане. Он сделал рукой успокаивающий жест, давая понять, что не будет ко мне приближаться, потом оглядел комнату: заброшенные инструменты и приспособле­ния, осиротевшие книги, колокольчик и песочные часы. Пока брат Кай обозревал кабинет, я настороженно наблюдал за ним, вывернув шею под углом девяносто градусов, весь напряжен­ный, как натянутая струна. Он достал с полки книгу в черном кожаном переплете, сдул с нее пыль и раскрыл на фронтиспи­се. Тонкая прокладочная бумага прилипла к гравюре; брат Кай попробовал аккуратно ее отодрать, но она не поддалась.
– Это альбумин, – сказал он, извлекая из-под своей сута­ны тонкий нож. Потом осторожно просунул нож под бумагу на клее. Я смотрел на блескучее лезвие, которое так умело взрезало бумажный слой. Потом поднял глаза – которые час­то меня предавали по собственному капризу – и взглянул на лицо брата Кая. Он смотрел на меня. – Протеин, – сказал он. – Часто используется при изготовлении пергамента. В природе содержится в яичном белке. И в плазме крови.
Он провел большим пальцем по лезвию, словно проверяя, не затупился ли нож. Во рту у меня пересохло, язык как будто прилип к нёбу. Я попробовал накачать слюны, но мышцы были какие-то вялые и непослушные – словно чужие.
– По-моему, не стоит и говорить, что все остальные тре­буют тебя наказать. – Он закрыл книгу с резким хлопком и поставил ее на место. – Ты сбежал без труда.
– Вход был не заперт.
– Естественно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81