. Хоша весь караван извольте обойти — у всех сушь жидковата, твердой в нынешнем году нигде не найдете.— И обойду, и посмотрю, и на весах прикину, и свою и чужую, — гневно говорил Смолокуров. — А уж копейки разбойнику не спущу… Знаю я вас, не первый год с вами хоровожусь!.. Только и норовят, бездельники, чтобы как ни на есть хозяину в шапку накласть…Замолчал приказчик. По опыту знал он, что чем больше говорить с Марком Данилычем, тем хуже. Примолк и Марко Данилыч. Обойдя восьмую баржу, спросил он.— У других продавали?— Перед постом с ореховских баржей саму малость свезли соленого… Лодок с пяток… В лавки на ярманку брали да в Обжорный ряд.— Почем?— Таят-с. Уж я было пытал спрашивать — не сказывают.— Узнать! — повелительно молвил Смолокуров.— Не скажут-с.— А ты кого ни на есть из ихних приказчиков в трактир сведи да чайком попой, закуской угости, — приказывал Марко Данилыч. И, вынув из бумажника рублевую, примолвил: — Получай на угощенье!..С кислой улыбкой принял приказчик рублевую. Цены-то ореховские он уже знал, но не сказал хозяину, чтоб хоть рублишком с него поживиться. «С паршивой собаки хоть шерсти клок», — думал Василий Фадеев, кладя бумажку в карман.— Ко мне на квартиру зайди, расценочну ведомость дам, — молвил Смолокуров. — Да чтоб никто ее не видал… Слышишь?— Слушаю, Марко Данилыч, — отвечал приказчик.— Эй ты! — крикнул Смолокуров стоявшему вблизи рабочему. — Пробеги на перву баржу, молви гребцам, косную-то сюда бы подвели, да трап притащи.Видя, что хозяин сбирается уехать, трое рабочих робко подошли к нему и, низко поклонясь, стали.— Чего вам? — угрюмо спросил их Марко Данилыч.— До вашей милости, — робко заминаясь, проговорил стоявший впереди рослый, молодой, чуть не дочерна загоревший парень в синей пестрядинной рубахе с расстегнутым воротом.— Ну?— Расчетец бы нам, — проговорил загорелый парень.— Тебя как звать-то? — почти ласково спросил его Марко Данилыч.— Сидором.— По батюшке как?— Аверьянов.— Здешний аль низовый?— Сызранский. Села Елшанки.— Так… Знаю я вашу Елшанку — село хорошее.— Живет, — молвил загорелый парень.— А ты откудова? — обратился Марко Данилыч к приземистому, коренастому пожилому рабочему, весело глядевшему на него своими маленькими серенькими глазами.— Мы-то? Мы здешни, Балохонского уезда, из-под Городца, — Кобылиху деревню слыхал?— Нет, не слыхал, и зовут-то тебя как?— Меня-то?.. А Карп Егорыч.— А тебя как? — спросил третьего рабочего Марко Данилыч.— Его-то… А племянник мне-ка по хозяйке будет, — добродушно ответил за него Карп Егоров. — Софронкой звать, Бориса Моркелыча знаешь?.. Сынок ему… Он у нас грамотей, письма даже писать маракует. Вот у Василья Фадеича, у твоего приказчика, в книге за всех расписывается, которы в путине заборы забирали.— Так чего ж вам от меня надобно? — спросил Марко Данилыч.— Деньжонок бы надо, ваше степенство, — сказал Карп Егоров. — Расчетец бы получить. Шутка ли?.. Четвертый день, как мы твой караван на место поставили.— Так что же что четвертый день? Хоть бы шестой был али седьмой, так и то невелика беда, — сказал Смолокуров.— Как же не беда? — молвил Карп Егоров. — Что ж нам попусту-то у тебя проживаться, ваше степенство. На други бы места пора поступать.— Поспеешь…— молвил Смолокуров и повернул от рабочих.— Хорошо вашей милости так говорит! — сказал Сидор Аверьянов. — А поспрошать бы нас, нам-то каково…— Подождешь, успеешь! — сказал с досадой Марко Данилыч и отвернулся от рабочих; но те все трое в один голос смелее стали просить расчета.— Ведь ты, батюшка, за эти за лишни-то дни платы нам не положишь,добродушно молвил Карп Егоров.— Не положу, — спокойно ответил Марко Данилыч.— Так почто же нам харчиться-то да работу у других хозяев упущать? — громко заговорили все рабочие. — Власть ваша, а это уж не порядки. Рассчитайте нас, как следует.— Это вы что вздумали?.. Бунт поднимать?.. А?.. — наступая на рабочих, крикнул Смолокуров. — Да я вас…Рабочие немного попятились, но униматься не унимались.— Своего, заслужёенного просим!.. Вели рассчитать нас, как следует!.. Что ж это за порядки будут!.. Задаром людей держать!.. Аль на тебя и управы нет? — громче прежнего кричали рабочие, гуще и гуще толпясь на палубе. С семи первых баржей, друг дружку перегоняя, бежали на шум остальные бурлаки, и все становились перед Марком Данилычем, кричали и бранились один громче другого.— Нечего нам у тебя проживаться. Расчет подавай! Просили, просили приказчика, четвертый день прошел, а рассчитывать нас не рассчитывает… Так сам рассчитай — ты хозяин, дело твое…— Так вы так-то, кособрюхие! — зычным голосом крикнул на них Смолокуров. — Ах вы, анафемы!.. Сейчас к водяному поеду, он вас переберет по-своему!.. По местам, разбойники!Но разбойники по местам не пошли, толпа росла, и вскоре почти вся палуба покрылась рабочими. Гомон поднялся страшный. По всему каравану рабочие других хозяев выбегали на палубы смотреть да слушать, что деется на смолокуровских баржах. Плывшие мимо избылецкие (Избылец — село на Оке возле города Горбатого. В нем много садов. Яблоки и ягоды отправляют оттуда каждый почти день в лодках на Макарьевску ярманку в огромном количестве. Возят ягоды и яблоки больше бабы.) лодки с малиной и смородиной остановились на речном стержне, а сидевшие в них бабы с любопытством смотрели на шумевших рабочих.— Расчет давай!.. Сейчас расчет!.. Нечего отлынивать-то!.. Жила ты этакой!.. Бедных людей обирать!.. Не бойсь, не дадут тебе потачки… И на тебя суд найдем!.. Расчет подавай!..Клики громче и громче. Сильней и сильней напирают рабочие на Марка Данилыча. Приказчик, конторщик, лоцман, водоливы, понурив головы, отошли в сторону.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32