— Проповедуйте с подмостков, как целый легион ангелов, — воскликнул Терра, — любой биржевой разбойник в партере влиятельнее вас! Создавайте новые общества для подготовки всемирного переворота, а один-единственный молодой человек, Вильгельм Второй, который бесцеремонно выдвигает на первый план свое «я», воздействует несравненно шире и глубже, чем вся ваша агитация за общественную солидарность. Спустя двадцать лет после доходнейшей из войн Спустя двадцать лет после доходнейшей из войн… — Имеется в виду франко-прусская война 1870—1871 годов, которая принесла Германии контрибуцию в пять миллиардов франков.

вы хотите заставить народ забыть, откуда проистекает его благополучие? Вот та несокрушимая стена, перед которой вы можете умереть с голоду.Гуммель, дойдя до дна бутылки, развел руками:— Неужели вы сами не понимаете? Вы, как и я, продукт этой войны, последней войны. Должно было явиться наше поколение, крещенное кровью и умудренное опытом с юных лет, чтобы принести человечеству мир. В решении социального вопроса залог вечного мира.— Я тоже не молокосос, — ответил Терра, — и по грубости натуры полагаю, что дух решительнее всего обнаруживается в действии. Эта публика мне нравится, — сказал он, силясь перекричать шум, так как спор столиков из-за прислуживающих дам перешел в драку. Клубок мужских тел, ощетинившийся, как еж, катался, кусаясь и отбиваясь, в луже воды из опрокинутого ведерка от шампанского. Арбитры вскочили на стулья и дикими возгласами поощряли схватку. Местные дамы визжали во весь голос, капельмейстер наяривал Гогенфридбергский марш Гогенфридбергский марш — прусский военный марш, предположительно написанный королем Фридрихом Великим в 1745 году, после победы над австро-саксонскими войсками при Гогенфридберге.

. Внимательно приглядываясь к этому ограниченному, но оживленному мирку, Терра думал: «Поколение, крещенное кровью». Хорошо сказано. Вновь и вновь подтверждалась и вскрывалась всеобщая кровавая зависимость, которую он мгновенно осознал в ту головокружительную ночную поездку с вершины башни по спирали вниз, к луже крови, где испустили дух два борца.«Я больше, чем кто-либо, имею право считаться представителем моего поколения, крещенного кровью». Всего лишь день в «Главном агентстве по устройству жизни» — и уже труп! Он вмешался в отношения между двумя атлетами и укротительницей змей, — и все они покончили счеты с жизнью. Катастрофы зарождались в нем и ему подобных. И немедленно перед ним возникло лицо одного из ему подобных, самое враждебное, самое близкое, дышащее презрением, преданное греху честолюбия, — лицо Мангольфа! «Вот мой спутник! Он счастлив был бы увидеть меня внизу, но я выплыву, и если мы когда-нибудь попадем в преисподнюю, то безусловно вместе!» Терра торжествующе заскрежетал зубами, он мысленно провидел отдаленнейшие вехи своей жизни. Но вдруг он вздрогнул, услышав у самого своего уха взволнованный шепот. Это был Куршмид.— Помогите мне, — шептал он, — я борюсь с невыносимыми сомнениями! Неужели вы, при своей неутолимой жажде нравственного совершенства, можете желать войны?Терра, устремив взгляд на клубок дерущихся:— Я хочу того, что должно быть.— Хотят не хотят, — сказал хозяин ресторана, — а должны, — и с помощью слуг разорвал на части клубок. Для умиротворения умов капельмейстер заиграл что-то более спокойное, а дама в платье цвета резеды запела: Нас с небес благословляет мать,Чтоб невинность сердца строго соблюдать.Ты скажи мне, милый, я тебя молю,Сладко так, как ты, целуются ль в раю? Она пела хриплым с перепоя голосом, но тем выразительнее. Когда она подняла кверху руки для материнского благословения, у нее под мышками обнаружились два больших мокрых пятна, а на рай, где целуются, она неодобрительно покосилась.— Ваше здоровье, — сказал Гуммель, настроенный миролюбиво. — А чего вы хотите? Ничего?Едва Терра отвел взгляд от певицы, как кельнерша спросила его:— Нравится она вам, что ли?Кельнерша была одета под бебе, в платьице с широким кушаком, в чепчике с прикрепленными к нему белокурыми кудряшками и с ниточкой кораллов на могучей груди.— Воображает тоже, что она тут одна настоящая артистка. Смех, да и только! — обиженно заметила она.— Смейтесь сколько вашей душе угодно, милая фрейлейн! Разрешите мне только ответить на вопрос моего приятеля, не терпящий отлагательства. Вы тем временем будьте добры принести еще две бутылки вина. — Сконфуженная девица удалилась, а Терра с достоинством продолжал: — Действительно, я ничего не хочу, почти ничего, или во всяком случае немногого. У меня самые простые трезвые желания, — например, чтобы мне никто не наступал на мозоли. Чтобы не отворачивались от меня, проходя мимо, и не смеялись над тем, что я хочу поведать миру, — добавил он, так как Гуммель и Куршмид слушали, усмехаясь.Бебе принесла бутылки и без приглашения налила стаканчик себе. Терра выпил с ней, со своими собутыльниками, а третий стаканчик выпил один, все это молча и озлобленно.— Ну, рассказывайте дальше, дружок, — попросила бебе.— Я прохожу под унижениями, как под проливным дождем, а люди удивляются, что я не теплый и не сухой.— Вы мне нравитесь! — вскричала бебе. — Вот уж оригинальный гость!— Только смирение покоряет мир, — бормотал Гуммель, усталый и несчастный; его клонило ко сну.А Терра воодушевлялся все больше, голос его окреп.— Ваши бездарные рецепты счастливой жизни никого не убедят, пока вы не проверите их на самом себе. Строго говоря, существует только одна действенная мысль: только она и страшна тем, у кого слишком много денег и добра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189