«В каждую эпоху призывается свой властитель, чтобы взять ее за рога»… Словно эпоха была коровой.Ему дали на подпись спешно подготовленные приказы. Те, кто это делал, с трепетом наблюдали за тем, как он выводил закорючки своей подписи. Будто сейчас его подпись отличалась от прежней. Сулейман понимал, что в их сознании он уже стал султаном, правящим представителем Дома Османов. Ведь он — единственный претендент на трон. Братьев у него не было. Селим не оставил в живых и ни одного его дяди. Если он погибнет от рук заговорщиков по пути в Константинополь, то Дом Османов прекратит свое существование.Его предки в ближайших поколениях тоже оказывались единственными претендентами на трон из-за строгих порядков, господствовавших в Доме Османов. Их всегда было немного, а в них самих — очень мало от подлинных турок. Им давали такие странные прозвища, как Гази или Кайсар-и-Рум — Победитель или Цезарь нового Рима. Их изобретали иностранцы. Однако у предков не было собственного народа или империи. Да, Мехмет Фатих — Мехмет II, Завоеватель, отвоевал у европейцев Константинополь, но тут же, будучи непоследовательным султаном, установил свое правило. Отныне, объявил он, христианин уравнен с мусульманином, рожденный греком равен рожденному анатолийцем.Слово, сказанное Завоевателем, стало законом. А вслед за ним его сын Баязид, дед Сулеймана, ввел еще одно правило — Османы должны быть более образованными, чем европейцы, чьи земли они завоевывают. И оба эти правила свято соблюдались в течение долгих шестидесяти лет правления двух султанов. Но разве они могли сформировать и объединить народ? Народ существовал только в их воображении! Два правителя и два правила. Только отчаянный Селим, вырвавшийся из тисков, которые были созданы его предшественниками, начал завоевывать новые территории…Вдруг Сулейман увидел, что дорога впереди перегорожена. На узком каменном мостике, перекинутом через горный поток, остановилась крестьянская арба, у которой заклинило колесо. На дорогу вывалились снопы пшеницы, которыми была нагружена арба. Двое всадников, скакавших перед кавалькадой Сулеймана, чтобы освобождать дорогу, спешились и бестолково засуетились у арбы в попытках помочь крестьянину наладить колесо.Подъехав к арбе, Сулейман натянул поводья. И в ту же секунду услышал позади себя стук копыт скакавших галопом коней. Сегодня его спутники, независимо от степени знатности, благоразумно держались от наследника на дистанции броска дротика. Однако, увидев заминку на мосту, бросились на его защиту.Досадуя на задержку и бесполезные крики, Сулейман потянул повод в сторону. Его великолепный серый скакун свернул в лощину, перебрался через поток вброд и выбрался на противоположный берег за мостом. Тогда встревоженные спутники поскакали вслед за ним, соблюдая необходимую дистанцию. В голове Сулеймана мелькнула запоздавшая мысль, что, стремясь таким образом миновать препятствие на мосту, он мог угодить в засаду. Почувствовав себя весьма неуютно, он обернулся к скакавшим позади всадникам и подозвал одного из них:— Подъезжай ко мне, Ибрагим!Часто, когда его беспокоило что-либо, Сулейман звал Ибрагима, старшего сокольничего, грека, родившегося христианином где-то у морского побережья. Ибрагим был старше Сулеймана. Худощавый и смуглый, с заметно выступающей вперед нижней челюстью, он умел предвосхищать проблемы и находить пути их решения. Обычно Ибрагим играл для Сулеймана на струнных инструментах или читал ему вслух книги, неизвестные другим придворным из окружения наследника. Сулейман сам умело справлялся с возникавшими проблемами, но ему доставляло удовольствие услышать сначала совет сообразительного грека.— Послушай, Ибрагим, — спросил наследник. — Как ты думаешь, верит ли армия в то, что мой отец отравил своего отца, Баязида?У того не было готового ответа. Он знал, что армия действительно в это верит. Разве мягкосердечный и проницательный Баязид не отрекся от власти в пользу беспощадного Селима? Разве престарелый Баязид не умер вскоре после этого от неизвестной болезни, когда отправился из Константинополя к месту своего рождения, чтобы спокойно доживать свой век? Однако доказательств отравления не было. И грек не знал, какой ответ удовлетворит султана. Ложь тоже не помогла бы старшему сокольничему.— Армия верит в это, — осторожно начал он, — потому что султан Угрюмый стремился один, безраздельно пользоваться властью. Пока был жив Баязид, где бы он ни находился, существовало два султана вместо одного.Сулейман ничем не выдал своего отношения к мнению Ибрагима. Когда он так поступал, грек был не в состоянии разгадать его мысли. Практические вопросы, интересовавшие наследника престола, Ибрагим распознавал без труда, однако пасовал перед мистическим настроем его души. В замешательстве грек сделал попытку угадать настроение своего молодого господина.— То, что случилось, нельзя изменить. В конце на этой дороги начнется и утро вашего правления. — Обмануть Сулеймана было сравнительно легко, однако прибегать к хитрости сокольничий считал небезопасным. Наследник отличался вспыльчивостью и капризностью, хотя тщательно скрывал это под маской молчания. — Все, что случилось, осчастливит вас, как и предсказывал дервиш. Сам Баязид выражал уверенность, что вы станете верховным властителем. Возможно, султан Селим опасался, что вас призовут на трон вместо него, — проговорил Ибрагим, бросив молниеносный взгляд на подвижное, нервное лицо сиятельного собеседника. И добавил:— Не оглядывайтесь назад. Смотрите вперед. Вы действительно счастливый человек!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19