Друзья, побратимы? Их у Богдана немало. Все казаки — его побратимы. Такие же, как и он, молодые, они тоже прикоснулись к нежной спящей красавице — судьбе, тоже стремились схватить ее своими могучими руками. Есть ли у друзей время, чтобы навестить Богдана, которого так обидела судьба, так окружили неурядицы в личной жизни и в общественной деятельности?Михайло Хмельницкий, желая развлечь сына, увозил его в Чигирин, знакомил с новыми друзьями.За последние годы Чигирин еще больше разросся за счет новых поселенцев из числа изгнанных, осужденных крестьян и казаков-выписчиков. Сюда шли из всех староста Речи Посполитой. Богдан с интересом знакомился с новыми поселенцами, иногда по целым дням находился в чьем-нибудь дворе, где с песнями мазальщиц, с шутками и смехом молодежи «толокой» возводилась хата. Он перебрасывался с ними словами, пел, шутил и старательно бросал лопатой молодицам и девушкам вальки глины. И все-таки эти случайные развлечения не могли рассеять его тяжелой тоски, одиночества.Однажды после обеда он сказал отцу, что пойдет к кузнецу Миките, куда частенько стал заглядывать, чтобы послушать, о чем говорят люди. Большая кузница чигиринской крепости превратилась в настоящую оружейную мастерскую города. Здесь отковывали сабли, закаляли копья, а сейчас еще и оковывали медные пушки, подаренные подстаросте сечевиками после возвращения их из последнего морского похода на Царьград.Здесь Максим Кривонос и нашел Богдана. Богдан так обрадовался своему старшему другу, что даже прослезился. Он сразу же повеселел, однако Максим не мог не заметить, как печальны его глаза, какое равнодушие к жизни застыло в них.— Не в монастырь ли ты собрался? — спросил Кривонос, ставя на землю молот после того, как показал свое кузнечное мастерство. Он хотел как-то развеселить молодого друга.Однако Богдан не понял его шутки и еще пристальнее посмотрел на атамана.— Отец пожаловался?— Что ты, Богдан, я пошутил, — оправдывался атаман, почувствовав тревогу юноши.— Да, об этом я советовался со своими родителями, — задумавшись, начал Богдан. — Считаю, что при моем нынешнем душевном состоянии самый лучший выход — монастырь.— Стать монахом?— Почему же непременно монахом? Ведь и в Мгарском монастыре есть школа. Наших людей нужно учить письму… Да и не только письму. Стыдно смотреть на наших полковников, которые на грамотах и государственных документах вместо подписи ставят крестики, как, к примеру, полковник Дорошенко. Какие там монахи? Учителя нужны! Я мог бы обучать учеников и латинскому языку, истории, географии. А то сидишь вот здесь, на границе, места себе не находишь и терзаешь свою душу сомнениями да раскаянием, что столько лет потратил на обучение в иезуитской коллегии…Выйдя из кузницы, Кривонос и Богдан пошли по крутому берегу Тясьмина в густой перелесок. Пышная крона берестовых деревьев не только таила приятную прохладу, но и успокаивающе действовала на друзей, располагала к непринужденной беседе. Казалось, что за три с лишним года Богдан настолько отвык от людей, что даже был рад спрятаться от них в этих прибрежных кустах.Они облюбовали местечко, откуда был виден поблескивавший сквозь ветви деревьев, обросший водорослями спокойный Тясьмин. Богдан взял испачканную в кузнице руку своего побратима в свою, чем крайне растрогал непривычного к таким нежностям Максима.— Вижу, тоскуешь, Богдан. А в таком душевном состоянии очень легко можно прийти к мысли — стать генералом инквизиции… — спокойно и ласково промолвил Максим, не снимая своей руки с колена Богдана.И он почувствовал, как юноша вздрогнул, но не посмотрел ему в глаза, чтобы не смущать, если и впрямь из них снова закапают слезы.— Но… я за тобой приехал…— За мной? То есть, как это понять?— А что тут понимать? Чтобы забрать тебя с собой! Сядем на коней, проедемся в седле, поспим на шелковистой степной траве, чтобы кровь разгорелась от укусов надоедливых комаров!.. Но ты, Богдан, не торопись. Я еще не все сказал. Комар хотя и надоедливая тварь, однако прекрасно возбуждает застоявшуюся кровь! Монастырь, мой друг, тогда хорош, когда рядом с ним стоит, скажем… и Свято-Иорданская обитель с послушницами, которые для спасения души, с собственной… девичьей шеи, не забудь, Богдан, дарят крестик брату, во Христе сущему… Погоди, погоди, братец мой, я еще не кончил. Так вот и говорю: чего бы это я шлялся по монастырям да латинским языком туманил головы людей, а? Погибла Христина, вот что! И, значит, надо, по-твоему, вместо того чтобы мир перевернуть вверх дном, отыскивая хотя бы кости мертвой, идти в монахи? А еще казак! В Синопе Петра Сагайдачного смело ткнул носом в грязь, как подобает только сильному духом человеку. А со своим горем не можешь сладить. Стыдись, мой дорогой братец! Где твой татарин? Может быть, вернулся к пану кошевому?— Назрулла погиб… — уверенно сказал Богдан.— Кто-нибудь передал или… ворожка?— Перестань упрекать. Ворожки знают «любит или не любит, посчастливится или нет?..», — вскипел. Богдан, и это понравилось Максиму.— Кто сказал тебе о Назрулле?— Пан кошевой присылал моих коней и передал, что о татарине ни слуху ни духу. А какая там ворожка?— Да я пошутил. Я сам признаю ворожек, если им не больше двадцати лет. В таком возрасте, если она даже и не поведет своей тонкой бровью, все же веришь, что, и гадая, это зелье только и желает тебе счастья… Ну как, айда на Сечь! Там и попрощаемся с тобой.— Попрощаемся? Все-таки поедешь на Дон? — поинтересовался повеселевший Богдан.Кривонос прилег на прошлогодние листья, устилавшие косогор, положив руки под голову. И стал насвистывать мотив известной песни «Порадь мене, мати…».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164