Аня послушно выпила.
– А теперь запей водичкой. Вот так, один-два глотка… Довольно.
– Еще, – Аня схватила фельдшера за руку, – еще капельку!
Она жадно выпила всю воду и, возвращая стакан, умоляюще склонила набок голову:
– А еще немножко нельзя?
– Тоня, налей молока! – будто о чем-то догадавшись, приказал фельдшер.
Когда Аня крепко и сладко заснула, Антонина Глебовна смочила в теплой воде полотенце, заботливо протерла ей лицо, руки, положила на голову мокрый компресс, хоть муж об этом и не просил.
Вскоре пришли домой учительницы, а с ними и Анна Степановна, которая жила на другой квартире, но у Веры бывала часто.
– Вот мы и с работы! – оживленно заговорила Анна Степановна, бросив на подоконник книжки. – Еле дождалась, думала, на целый месяц отложат начало занятий. Ну, а теперь, как все честные граждане, мы имеем право пообедать. Верно? Где еще один член нашего семейства, мама?
– У Антонины Глебовны, – улыбнулась Алина.
– Что мы сегодня будем есть, а, девчата? У меня дома вареные початки и половинка арбуза… Сбегать?
– Я просила Антонину Глебовну картошки натушить, – сказала Вера, – молочка кринку возьмем.
– О-о! – Анна Степановна направилась к двери. – У нас сегодня как на масленицу когда-то. Побегу!
Застелив скатертью стол, Вера пошла к хозяйке забрать из печи чугунок с картошкой. Пошла и Алина – за Владиком. И едва переступили порог, как Антонина Глебовна поспешила к ним, подавая знаки не шуметь, не топать… Возле печи стояла Валентина Захаровна, одной рукой придерживая на чьей-то голове мокрый компресс. На ее глазах блестели слезы. Вера и Алина подошли ближе, узнали Аню и застыли в удивлении, испуге.
Антонина Глебовна принялась шепотом рассказывать, что произошло. Вернулась Анна Степановна и тоже стала слушать этот печальный шепот хозяйки.
– А где же Кирилл Фомич? – озабоченно спросила Вера.
– Ушел, – ответила хозяйка, – позвали к роженице. Дал Ане капель, сказал, что все пройдет. Только отоспаться надо.
– Может, в больницу отвезти? – чуть слышно предложила Валентина Захаровна. – Беда-то какая!..
Проснулся Владик, потянулся, зевнул, уцепился ручонками за шерсть двух кожухов, которыми был обложен, чтоб не было ската, и встал. Зажмурился от дневного света, под длинными густыми ресницами блеснули узенькие щелки черных глазенок. А раскрыл глаза, увидел Алину – радостно загугукал, захлопал по кожуху. Алина подбежала к нему, взяла на руки, прижалась губами к пухленькой, розовой со сна щечке.
– Мой ты маленький, мой хорошенький!..
Обед прошел без того энтузиазма, с каким к нему готовились. Разговора об Ане избегали, однако все думали о ней. Если хоть доля истины есть в том, о чем поведала Антонина Глебовна, – это страшно. Сможет ли Аня пережить, перенести столь жестокий удар судьбы?..
А может, выспится, отдохнет, и беда отойдет? Хорошо хоть, Вера ни разу не проговорилась Ане о сестре ее – Ларе, иначе еще горше было бы.
Но что с ее мужем? Неужто и с ним беда, и Аня знает об этом?..
Анна Степановна угощала арбузом Владика. Малыш старательно брал сладкую мякоть в ручку, сжимал ее так, что из кулачка брызгал сок, и подносил к широко раскрытому ротику. Смакуя, морщился, как от кислого, горького, но не переставал сосать.
– Молодчина, хлопец, молодец! – похваливала его Анна Степановна. – Вижу – героем станешь!
А сама думала, глядя на малыша: «Что ж с тобой станется, бедняжечка, коль мать и в самом деле заболеет? Алина ласкова к тебе, но ведь – молода! Полюбит, выйдет замуж, муженек нахмурится – от тебя и откажется она. К Вере Устиновне привыкай, малыш: она крепче опора-то, надежнее… Две у тебя мамки, да, знамо, разные…»
Отгоняя безрадостные мысли, обратилась к Вере:
– Вы заметили у хозяйки на стене фотографию? Красивая девушка… Не дочка ее?
– Дочь, – подтвердила Вера. – Младшая. У них есть и сын, в армии.
– И дочка в армии? В военной форме…
– Да. Фельдшером была в санчасти, а сейчас неизвестно где. Вы ж видите, как почернела Антонина Глебовна.
– Вижу… У каждого теперь свое горе, своя беда.
…Аня Бубенко проспала и остаток дня, и всю ночь. Проснулась с восходом солнца, пришла в свою комнату, поздоровалась с Верой и Алиной, взяла на руки Владика. Малыш смотрел на нее грустно, недоверчиво, однако не плакал, не вырывался. Аня рассказала, где была, какие справки наводила, что предпринимала, чтоб найти Толика. В Воронеже ее уложили в больницу, но она убежала оттуда и с горем пополам добралась домой. Во время своих мытарств продала с себя все, что прихватила в дорогу из одежды и обуви. А взяла ведь почти все свои вещи.
Все были рады, что Аня поправилась. Так и ушли Вера и Алина в школу с мыслью и надеждой, что беда миновала. А когда вернулись, Аня снова была в хозяйской комнате, и около нее озабоченно хлопотал Кирилл Фомич.

Занятия в старших классах начались на две недели позже обычного: ученикам пришлось поработать на уборке урожая. Так было не только в Старой Чигле – во всех школах области.
Перед началом уроков Любомир Петрович собрал всех учащихся в большой класс, представил им нового заведующего учебной частью Анну Степановну, Веру и Алину, других новых учителей, потом, расхаживая у доски, несколько минут говорил о войне, призывал ребят быть высокосознательными и учиться на «отлично».
Позже всех в класс вошел стройный парень в военной, кажется, даже комсоставской форме. Правую руку он держал в кармане брюк. Любомир Петрович прервался в своих главных рассуждениях, объявил, что это Анатолий Ксенофонтович, новый физрук школы – был на фронте, демобилизован по ранению.
Первых уроков у Любомира Петровича не было, и он удалился в свой кабинет, пустовавший все лето, – ни стула, ни стола:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122