Намедни поступило донесение, что в ближайшей деревне заночевал немецкий обоз – несколько пароконок с оружием, боеприпасами и амуницией. На рассвете он выходит. Принято решение устроить на дороге засаду.
Варя тихо подошла к Трутикову. Убедившись, что это он (старик стал что-то не похож сам на себя), хотела встать по-военному и спросить разрешения обратиться, но передумала, сказала просто:
– Добрый вечер, Никита Минович!
Трутиков поднял на нее глаза, вгляделся: по голосу, видно, не узнал.
– А, Варя? – обрадовался. – Добрый вечер, добрый! Пришла? Ну, садись, – кивнул он на пенек. – Устала, небось, голодная? Может, сказать, чтоб покормили сначала, тогда уже поведем разговор?
– Я не голодна, – весело отказалась Варя, – и не устала. Я дневала тут, у своих.
– Ну, тогда рассказывай! Первым делом – как наша девчина, докторша наша? Андрей Иванович чуть не каждый день спрашивает о ней. Долго ли еще придется наведываться туда, или скоро сама заявится к нам? Как ты думаешь?
– Думаю, через недельку, другую вместе придем, – сказала Варя. – Долечится тут, в лесу.
– Как там ей, спокойно? Тихо там?
– Пока тихо. Да в хате той такие люди, что случись беда, сами погибнут, а ее в обиду не дадут. Спрашивал дед, нужна ли подвода партизанам? У меня, говорит, кобылка есть, военные хлопцы подарили, наши, красноармейцы.
Никита Минович довольно потеребил кончики усов, хотел по старой привычке и бороду разгладить, да сразу отнял руку: бороды-то уж нет… Еще в районной группе заметил: почти все, даже совсем молодые хлопцы отпускают бороды. И Ладутька туда же… Вот чтоб не быть похожим на всех, Трутиков взял вчера да и сбрил свою. Оставил только усы – пышные, под стать атаманским.
– Вот и ладно, – похвалил он Варю, – придет девчина, будет у тебя хорошая подружка, а у нас еще один доктор. Вержбицкий вряд ли отложит винтовку…
– Никита Минович, – Варя понизила голос до шепота, – в той деревне хлопцев много… Комсомольцев. Слышала я, ищут случая с партизанами связаться. Может, попробовать?
– Попробуй, только смотри, осторожно… Что у тебя еще? Дома как?
– После того как батька мой побывал в деревне, приезжали туда фашисты из местечка. Балыбчика забрали, слышно, в больнице теперь. Остальных допрашивали, били. Допрашивали и других. А Павел Швед удрал из деревни, где-то скрывается, дома ни разу не ночевал. Немцы сход провели, хотели старосту назначить, да никого такого не нашли. Потом забрали директора в комендатуру.
– Вот как?
Последнее больше всего заинтересовало Никиту Миновича.
– А мы ждали Жарского. Должен был прийти в условленное место. Вот человек! Говорил же ему, не раз говорил… Ну, ладно, Варя, сходи к Сокольному, доложи обо всем. Он там, с хлопцами.
– Доложу, – Варя легко поднялась, поправила на голове зеленую, будто специально подобранную под цвет листвы, косынку.
– Никита Минович!
– Что?
– А вам лучше без бороды.
– Ат, нашла о чем! – отмахнулся Трутиков. – Не смейся над стариком, иди.
– Право слово, я без смеха, Никита Минович!
Андрей озабоченно расхаживал под старой сосной. Перед ним шеренгой выстроились партизаны. В полной военной форме, туго подпоясанный ремнем, с пистолетом в кобуре, Сокольный вполголоса разъяснял задачу первой партизанской операции.
– Андрей Иванович, – обратилась к нему Варя, – мне надо с вами поговорить!
Андрей обернулся, увидел девушку и сразу направился к ней.
– Зайцев! – кликнул на ходу. – Проверь у всех затворы и выдай боеприпасы!
…Незадолго до выхода из лагеря Миша Глинский, смущенно улыбаясь, подошел к Варе.
– Почему ты так к нему обращаешься? – с легким упреком спросил он. – Это ж командир отряда!
– Правда? – Варя удивленно вскинула брови. – А Трутиков?
– Никита Минович – секретарь подпольной партийной организации и комиссар отряда. Есть постановление бюро райкома партии.
– Ну, что ж, – сказала Варя, сверкнув глазами на Андрея, – хороший будет командир. Молодой, стройный. Смотри, как на нем все ладно сидит! А учитель из него был неважнецкий, правда?
– Ну, сколько он проработал у нас? – вступился за командира Миша. – Просто не успел проявить себя.
– Не успел? – Варя смешливо приложила к щеке руку, будто заслоняясь от тех, кто мог ее услышать. – А помнишь, как он турнул из класса этого самого Павла Шведа? Так треснулся тот в коридоре башкой о стенку… Школу бросил… Может, из-за этого и бросил?
– Лодырь он, этот Швед!
– Слушай, Миша, а у Никиты Миновича все равно будет много забот, правда?
– Конечно! Еще больше чем было: вся партийная работа теперь на нем, да и хозяйственной хватает.
– Слушай, Миша, а моего отца кем-нибудь назначили?
Хлопец опустил глаза.
– Чего ты, Миша?
– Пока… нет, – с заминкой ответил Глинский.
– Почему? Обидится батька. Привык в начальниках ходить. Хоть небольшим… Где он сейчас?
– Пошел за радиоприемником, Никита Минович послал. В час ноль-ноль должен вернуться.
– Так уж точно?
– У нас теперь настоящая воинская дисциплина, понимаешь? Все по приказу. И на занятия ходим, и стрелять учимся.
Варя хихикнула, прикрывая ладонью рот:
– Хорошо, что вас хоть немного поприжали. А я никакой дисциплины не боюсь. Ни капельки!
– Мне уже влетело за нее, за дисциплину, – виновато улыбаясь, признался Миша.
– Приказа не выполнил?
– Не-ет… Тебя ходил встречать без разрешения.
– Ну, за это, по-моему, десять нарядов следовало влепить, не меньше! – Варя приняла серьезный вид, а глаза искрились счастливо и благодарно. – Слушай, Миша, а батьке моему не всыпали за дисциплину? А?
Миша не ответил.
– Эх, вы, недисциплинированные! – девушка игриво запустила пальцы в жесткую шевелюру Миши, притянула его к себе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122