Неуверенно, будто исподволь, созрело наконец решение: остановиться в ближайшей деревне, переночевать, и если за это время или завтра утром Андрей не появится, уходить в свое Красное Озеро. Оно все-таки не так близко, да за тремя реками, не доберется туда враг, но допустит Красная Армия…
Пока прошла через лес, постепенно стало смеркаться, а деревни все нет. Может, до нее еще очень далеко? Дойти можно, хотя ноги горят, шинель на руке становится все тяжелее. Даже узелок и тот оттягивает руку. Только очень не хочется удаляться от мужа. Если его отпустят, пожалуй, не скоро доберется сюда, придется несколько раз отдыхать.
Деревня, однако, вскоре показалась. Она выплыла из-за пригорка совсем неожиданно и встала перед Верой большим новым амбаром на обочине, потемневшими в сумерках и, казалось, слишком густыми садами. По обе стороны улицы – хаты, возле них небольшие палисадники, где растут, заглядывая в окна, роскошные георгины и лопушистый табак. Почти у каждого плетня, а то и возле хат – лавочки. Вера миновала одну, вторую, но потом не выдержала, подошла к скамье и провела по ней рукой. На ладони остался густой слой пыли. Вырвав возле плетня несколько лопушин, смела пыль, положила на лавку шинель, узел. Руки стали удивительно легкими, казалось, могли сами взлететь в воздух. Присела на лавку. Приятная легкость разлилась по ногам, мелькнула мысль, что хорошо бы разуться, прилечь, хоть и узенькая лавка, короткая.
Совсем недавно на каждой из таких скамеек сидели, конечно, парни и девушки. На улице было говорливо, весело. А теперь – ни души. Хоть бы кто-нибудь показался! Неужто все выехали? Ни шороха, ни звука…
Где же переночевать?
Во дворе рядом скрипнула калитка, и на улицу осторожно, будто крадучись, выползла сгорбленная простоволосая старушка. Недоверчиво посмотрела в одну сторону, в другую.
– Добрый вечер вам! – поздоровалась Вера.
Старушка быстро юркнула во двор, закрыла за собой калитку и только тогда ответила:
– Добрый вечер, детки.
– Бабушка, – обратилась к ней Вера, – может, вы посоветуете, где можно переночевать? Мужа провожала в армию, ночь меня тут и застала.
– Что же я вам посоветую, детки? – печально отозвалась старуха. – Мы и сами теперь дома не ночуем. Пройдите в тот конец, может, кто и пустит…
И Вера пошла: после такого разговора оставаться возле хаты не хотелось. Даже в этой деревне не хотелось задерживаться! Не заглядывала больше во дворы, не искала глазами жителей. Почему-то казалось, что каждый тут скажет то же самое.
Крайняя хата была обнесена почерневшим забором. На улице, напротив окон, лежали два больших камня. Они, наверное, заменяли скамейку. Во дворе тоже белели камни, только поменьше. Ни дерева во дворе, ни зеленого куста. Настежь распахнуты ворота…
Этот последний уголок в деревне, где можно было бы остановиться, показался Вере таким пустым и неуютным, что пропало всякое желание останавливаться здесь на ночь. В хате тоже никого нет. Фронт близко, каждую минуту пролетают вражеские самолеты, вот и покинули люди свое жилье.
За деревней стеной стояла высокая колосистая рожь. Узенькая, похожая на межу тропинка вилась через поле и в густых сумерках быстро исчезала вдали. На тропинке было до того тихо, что слышался едва уловимый шелест колосьев. Пахло хвощом, желтой ромашкой и полевым клевером. Вера отошла немного в сторону от тропинки, с жалостью примяла ногами рожь и опустилась на свежую скрипящую солому, на жестковатые колосья. От земли тянуло влагой, – место, как видно, низкое, но незачем бояться сырости, есть шинель, а в узле постилка.
Постилка в клеточку! Вера помнила ее с детства. Когда-то ею по праздникам застилали детскую кроватку, потом стали застилать почти ежедневно. Вытканная из шерстяной разноцветной пряжи, она была удивительно долговечной. Все домашние привыкли к постилке, как к чему-то очень необходимому и в то же время обычному в хате, и если б она вдруг исчезла, пожалуй, появилось бы ощущение, что хата лишилась какой-то части своего тепла.
Когда неделю тому назад Вера ушла из дому следом за Андреем, мать догнала ее за рекой и упросила взять с собой вот эту постилку. «Может, дождь, может, ветер. Мало что может случиться в такой дороге…»
Теперь, развязав узел и достав постилку, Вера почувствовала близкий сердцу домашний запах. И вдруг до боли стало жаль своих близких, страшно захотелось увидеть их…
Постилка создала сразу подобие уюта: вытоптанное во ржи ложе под ней стало похоже на постель, даже напомнило один такой близкий уголок в отцовской избе. Меньше ощущалась и сырость. Но Вера, прежде чем лечь, все-таки набросила на себя шинель Андрея, плотно укуталась ею. Стало так тихо, будто все вокруг уснуло крепким сном.
Немного спустя на западе, там, где остался Андрей, послышался далекий раскатистый гул. Вскоре самолеты появились и над деревней. Вера еще плотней укуталась шинелью, чтобы не слышать этого ненавистного гула, оставила только маленькую щелочку – дышать. Вдруг в этой щелочке стало светло-светло, и Вера сразу приподнялась. Над деревней висел большой фонарь, ярко освещая все вокруг. Вера уже не раз видела такие фонари и почему-то вспомнила старуху, которая недавно так боязливо закрывала свою калитку. Сидит, наверное, где-то в яме, жмурит от света старческие глаза и со страхом ждет – вот-вот бомба упадет прямо на голову. Стало жалко старушку, обида на нее сразу рассеялась, исчезла: в самом деле сейчас лучше ночевать в поле, чем в деревне!
Вера снова легла, с головой накрылась шинелью. Если б раньше кто-нибудь сказал ей – пойди в поле, переночуй одна, – ни за что не согласилась бы, не смогла бы даже представить себе, как отважиться на такое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122