Светом счастья и надежды озарилась бы жизнь!.. Но разве мало на свете фамилий на «С»? Изныло, изболелось сердце… Сколько надеялась получить хотя бы какую-нибудь весточку, не письмо – записку!.. Не верила, понимала, что чуда быть не может, а все-таки ждала. Без надежды и вовсе жизни нет…
В час ночи вернулась домой Алина и прежде всего – как самую важную новость! – сообщила, что видела директора школы. Расхаживал с палочкой около своей квартиры, а как заслышал ее шаги, спрятался за угол: стыдно встречаться с людьми. А после рассказала про случай из ряда вон… В двенадцать часов ночи, когда обычно налетают на эти места вражеские самолеты, тот пост, где стояла Алина, заметил, что неподалеку от складов воинской части кто-то выпустил одну за другой три синие ракеты. Алина с дружинницами бросилась туда, хоть над складом уже начали кружить бомбардировщики. Никого не нашли. Наши зенитки ударили по самолетам, сбили их с курса: бомбы упали вдалеке от складов. Прибежали патрули из воинской части:
– Кто пускал ракеты?
– Не знаем, сами его ищем…
Потом прибегает запыхавшийся Анатолий Ксенофонтович и тоже к девчатам:
– Кто пускал ракеты? Я, – говорит, – с дежурства шел и увидел. Надо искать!
Рассыпались девчата и армейцы по всей околице, обшарили все и вся, но никаких следов шпиона не обнаружили. Анатолий Ксенофонтович сказал, что завтра он сам будет дежурить всю ночь.
Вера слушала молча, не перебивая сестру: пусть говорит, пусть расскажет во всех подробностях. Ведь даже слово, словечко может прояснить догадку. Или просветлить тяжелые мысли Веры, развеять предчувствия, что так давно уже беспокоят ее, а сегодня – особенно. Но слов этих у Алины не нашлось. И у Веры рождались свои… Их надо было произнести вслух, глядя сестре в глаза, зная, что на такое-то время от этих слов погаснут глаза Алины. Ведь Алина теперь у Веры – единственный родной человек. Чем дальше, тем больше меркнет надежда увидеть когда-нибудь мать, доброго, ласкового отца, дружных сестер, своевольного, но безгранично милого Сашку…
Нет, не может Вера промолчать, коль на душе вот так растет тревога. Ведь все это – высказанное – в помощь нашей армии, фронту. Чем только не пожертвовала бы ради фронта! Даже собой.
– Где сегодня собирался дежурить Анатоль? – тихо, с нескрываемым волнением спросила Вера.
– А что? – Алина мгновенно изменилась в лице, руки ее задрожали. – Почему ты так спрашиваешь об этом, Верка?.. Ну, к сараям, так что?..
– Алиночка, милая, прости и не пугайся, но мне почему-то кажется, что это он…
– Что?!.
– Это он сегодня пускал ракеты.
– О боже, что ты говоришь? – Глаза Алины налились слезами, в них было столько отчаяния, что Вера не смогла продолжать разговор. Не спеша разобрала постель, села на кровать, тяжело задумалась.
– Чего ты, Верочка, ну чего? – пуще прежнего заволновалась Алина. – Ну говори же, говори! Как он мог отойти от амбаров, если там был еще один человек? И вообще – как ты могла подумать такое об Анатолии Ксенофонтовиче?
– Я уважала твои чувства к нему, – тихо заговорила Вера, – потому что люблю и жалею тебя. Уважала, но больше не могу, хотя и знаю, как нелегко тебе будет это пережить и простить меня. Возможно, и не простишь, возможно, скажешь, не сестра я тебе, однако я решила больше не скрывать от тебя того, что начало так жестоко мучить меня. У этого человека все какое-то неестественное – внешность, походка, голос и даже то, как все время держит он левую руку в кармане. Что бы он ни говорил, мне кажется – говорит неправду. Что бы ни делал – все выглядит фальшью. Грызет, грызет предчувствие, что этот человек способен на любую гадость, даже на преступление. Только хитер он, как дьявол, маскируется ловко! Я долго сомневалась, не верила ни своим наблюдениям, ни даже фактам. Тут во многом была повинна и ты. Душа у тебя чистая, и я думала, ты быстрее почувствуешь, что наш физрук не тот, за кого мы его принимаем. И вот постепенно накапливались новые факты, которые все больше и больше рассеивали мои сомнения. Вспомни: были мы на окопах в те самые трудные дни. И он приходил с лопатой, а разве копал? Ходил по обороне, делал вид, будто тебя ищет, а в самом деле интересовался чем-то, запоминал. Вчера ночью, после этого жуткого случая с женщиной, я тоже видела его… Не на дежурстве, понятно. Это был он, теперь я уверена!
Алина зарылась головой в подушку, плечи ее судорожно задрожали.
– Почему ты так говоришь, почему так думаешь?..
– Мне это виднее, Алина, – покрепчавшим голосом продолжала Вера. – Виднее потому, что я смотрю на него совсем не такими глазами, как ты. Сегодняшний случай, о котором ты рассказала, еще больше убедил меня. Гневайся, делай что хочешь… И если я ошиблась, рада, счастлива буду. А теперь не могу переиначить своих мыслей, пойми меня, родная моя девочка!
– Я не сержусь, – с душевной болью произнесла Алина. – Я и сама все время света белого не видела от дум об этом человеке. Но как же можно поверить в то, о чем ты сейчас говоришь?!.

Анатолий Ксенофонтович утром был арестован, а чуть позже в деревне дознались, что прошлой ночью возле амбаров второго сторожа не было. Он почувствовал себя плохо, и физрук уговорил его пойти домой. Уговорил, а сам в двенадцать часов ночи побежал с ракетницей к воинским складам.
Под вечер в деревню прибыли следователи. Долго беседовали с жителями, с Анной Степановной, подружились с девочками, дочерьми намедни убитой женщины, увезли их к себе в гости.
Спустя несколько дней не только по Старой Чигле, но и по всем деревням окрест разнеслась жуткая весть: физрук старочигольской школы оказался совсем не тем человеком, за кого выдавал себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122