— Этот юноша — представьте! — помощник командира корабля. Как вы между собой договоритесь, меня не касается, но маскировка должна быть без щелей. Проверю.
— Милая женщина, — сказал художник. — Вы напрасно меня задираете. Я с большим уважением слежу за вашей деятельностью и склоняюсь к мысли, что ваша система имеет свои преимущества.
— Моя система? Интересно, в чем же заключается моя система?
— Насколько я могу судить, она заключается в том, чтоб не давать людям ни минуты покоя…
Митя не ожидал, что ему удастся так быстро провернуть задание. Было б грешно не воспользоваться случаем. Проводив Кречетову, он влетел к Тамаре без предварительной разведки и обомлел, услышав громкий голос Кондратьева. Комдив спорил с Селяниным и в увлечении нисколько не удивился появлению Туровцева.
— А я вам говорю, — кричал комдив, размахивая руками, — Виктор — замечательный мужик. Выдающийся во всех отношениях. Я тебе так скажу (Борис Петрович частенько путал «ты» и «вы») — по части морской культуры мы все ему в подметки не годимся. Вот давай спросим у старпома. Ему ли не знать? Скажи ему, лейтенант, — он повернулся к Мите, — хорош у тебя командир?
— Я не жалуюсь, — сказал Митя.
— Стоющий мужик, верно?
— Очень даже.
Селянин отмахнулся:
— Запрещенный прием.
— Почему? — вскипел комдив.
— Станет он вам свое начальство ругать. Себе дороже.
— Пустяки. Он парень прямой. Верно, Тамара Александровна?
Тамара, сидевшая на тахте поджав ноги и не принимавшая участия в споре, зябко повела плечами.
— У вашего Горбунова интересное лицо.
— Не спорю, — холодно сказал Селянин. — Женщины вообще придают большое значение внешности.
— И все-то вы не то говорите. Я же не сказала, что Горбунов красив. Вы — красивее. А интересное лицо — это значит лицо интересного человека. Вот и все.
— Я не знал, что вы знакомы, — сказал Селянин. Он умел скрывать досаду.
— Почему вы думаете, что я с ним знакома?
— Вы с таким жаром его защищаете.
— Нет, я не знакома. Но ведь вы тоже с ним не знакомы, и мне непонятно, почему вы с таким жаром на него нападаете.
— Один — ноль. — Кондратьев захохотал, потирая руки.
Но Селянина было не так-то легко сбить.
— Вы правы, Тамара Александровна, — миролюбиво возразил он, — я его совершенно не знаю и, честно говоря, не стремлюсь. Но по роду моих занятий у меня довольно широкие связи в различных флотских кругах, и то, что я о нем слышу, мне мало симпатично.
— Уж будто, — проворчал комдив. — Неужели он такая известная личность?
— Очень известная, дорогой мой. Подписав это самое открытое письмо, он сделал себе неплохую рекламу.
— При чем тут реклама? Пока что он все выполняет.
— Возможно, — сказал Селянин. Он не рвался в бой, но на лице у него было написано: вы сами знаете, что я прав, и возражаете только для приличия. Митю это злило, тем более что упоминание об открытом письме отчасти достигло цели, разбередив старую царапину.
— Ну и что же вам рассказывали? — спросил он, стараясь быть таким же иронически-спокойным, как его противник.
— Мало ли что. Рассказывали, например — если неверно, пусть Борис меня поправит, — что Горбунов делал где-то тактический разбор вашей операции и докритиковался до того, что дискредитировал поход в глазах высшего командования.
— Болтовня, — буркнул Кондратьев.
— Болтовня? Однако почему-то все лодки, что были на позиции, давно награждены…
— Ну, это мы с вами не можем обсуждать, — сказал комдив все так же ворчливо. — Ордена дает правительство, ему видней.
— Борис Петрович, ну зачем же, — плачущим голосом взмолился Селянин. — Я ведь тоже так умею…
— Наградят. — Кондратьев подмигнул. — Теперь уж к корабельной годовщине.
— Так что же все-таки он сделал плохого? — тихонько спросила Тамара. — Ну, критиковал. Значит, он принципиальный человек?
— Вот именно, — отозвался Селянин. — Даже чересчур. Необычайное и подозрительное изобилие принципов на все случаи жизни.
Он победительно усмехался, как бы приглашая всех разделить его веселье. И действительно, вслед за ним усмехнулся комдив, а за комдивом как-то двусмысленно ухмыльнулся и Митя. По лицу Тамары пробежала тень.
— Например?
— За примером далеко ходить не надо. Не далее как сегодня утром у меня открылась возможность послать вам немного топлива. Поручаю эту миссию Соколову, которого вы все знаете. Через два часа Соколов возвращается и докладывает, что у самых ворот его остановил некий капитан Горбунов, к чему-то придрался и отправил обратно…
— Я был при этом, — сказал Митя.
Все повернулись к нему, особенно оживился комдив.
— Так это было?
— Не совсем. Командир не придрался, а поступил по уставу. Я сам…
— Понимаю, вы сами поступили бы так же, — сказал Селянин со взбесившей Митю интонацией. — Короче говоря, Горбунов своего добился. Принцип победил, а Тамара Александровна осталась без дров.
— Ну и что же — посадил ты своего связного?
Селянин захохотал.
— Как бы не так. А возить меня кто будет? Бензин доставать?
Кондратьев тоже засмеялся.
— А я бы твоего личарду все-таки посадил. Что за матрос? В лепешку разбейся, а доставь.
— Как же он мог?
— Очень даже мог, — сказал Митя. — Просто струсил. А вернее сказать — нарочно не пошел.
— Зачем?
— Затем, чтоб вы рассердились не на него, а на Горбунова. Что ему, кажется, и удалось.
Вероятно, это было прямое попадание — засмеялись все.
— Смотри-ка — понимает! — возгласил Кондратьев. — Пойдем, что ли, на лодку, психолог. Спасибо, Тамара Александровна, за привет, за ласку. — Он бережно подержал в своих больших руках узкую Тамарину ладонь. — Ты когда домой, инженер?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182