У не… – Мак-Айвер осторожно затормозил. Их улица выходила на площадь перед базарной мечетью, но выезд был запружен кричащими людьми, многие из которых размахивали оружием. Не было места ни свернуть, ни объехать их, поэтому Мак-Айвер замедлил ход и остановился. – Это опять женщины, – сказал он, разглядев впереди текущий поток демонстранток; их звучащие лозунги и протестующие крики в ответ от окружающих становились все ожесточеннее.
Машины по обеим сторонам улицы внезапно скопились в длинный хвост, зло сигналя. Тротуаров здесь не было, только обычные заполненные отходами джубы и сугробы снега, за ними – несколько уличных лавок и прохожих.
Их зажали со всех сторон. Прохожие начали присоединяться к тем, кто стоял впереди. Среди них были мальчишки и парни постарше; один из них показал Гаваллану неприличный жест, другой пнул крыло машины, за ним – третий, потом все они со смехом отбежали подальше.
– Чертовы недоноски. – Мак-Айвер видел их в зеркало заднего вида; вокруг них собирались другие молодые люди.
Все больше мужчин проталкивались вперед мимо них, бросая на них враждебные взгляды, а некоторые из них как бы случайно задевали борта их машины прикладами болтающихся на плечах винтовок и автоматов. Впереди через перекресток проходила основная колонна женщин, в которой преобладали крики «Аллах-у акбарррр…»
Внезапный грохот заставил их вздрогнуть, о машину ударился брошенный камень, едва не угодивший в стекло, потом весь автомобиль начал раскачиваться, когда мальчишки облепили его, запрыгивая на крылья и капот, делая непристойные жесты. Ярость Мак-Айвера прорвалась наружу, и он резко распахнул дверцу, отшвырнув в сторону пару парней, выскочил из машины и врезался в их стаю, которая тут же разбежалась. Гаваллан так же быстро вылез из машины и бросился на тех, кто пытался перевернуть автомобиль сзади. Он ударил одного из них, и парень полетел в снег. Большинство остальных отступили, скользя на снегу и громко крича, но двое из тех, что были покрупнее, набросились на Гаваллана сзади. Он вовремя увидел их, ударил одного в грудь и припечатал второго к грузовику, оглушив его; водитель грузовика расхохотался и начал молотить изнутри по дверце своей кабины. Мак-Айвер тяжело дышал. С его стороны мальчишки отбежали на безопасное расстояние, осыпая его непристойными ругательствами.
– Берегись, Мак!
Мак-Айвер пригнулся. Камень пролетел у него над самой головой и врезался в борт грузовика, и мальчишки, человек десять-двенадцать, бросились вперед. Деваться Мак-Айверу было некуда, поэтому он встал у капота, а Гаваллан, которому тоже негде было укрыться, прижался спиной к машине. Один из парней бросился на Гаваллана с куском деревянного бруска, поднятым над головой на манер дубинки, а трое других набегали сбоку. Он увернулся, но дубинка краем достала его по плечу, и он охнул, бросился на парня, ударом в лицо сбил его с ног, но поскользнулся и растянулся на снегу. Остальные метнулись к нему, чтобы добить. Внезапно он ощутил, что уже не лежит и беспощадные ноги не топчут его, а вместо этого ему помогают встать. Вооруженный иранец с зеленой повязкой на рукаве поддерживал его за руку, мальчишки испуганно сгрудились у стены под дулом автомата другого бойца, а престарелый мулла гневно кричал на них; вокруг них собирались прохожие. Тупо моргая, он увидел, что Мак-Айвер тоже более-менее цел и стоит рядом с капотом, потом мулла вернулся к нему и заговорил с ним на фарси.
– Извините, я не говорю на вашем языке, ваше превосходительство, – прохрипел Гаваллан, превозмогая боль в груди.
Мулла, старик с белой бородой, в белом тюрбане и черном халате, повернулся и что-то крикнул, перекрывая гул голосов, прохожим и людям в других машинах.
Один из водителей стоявшего неподалеку автомобиля вылез из машины, подошел к ним, почтительно поприветствовал муллу, выслушал его, потом обратился к Гаваллану на хорошем английском, хотя и несколько запинаясь:
– Мулла сообщает вам, что эти юноши были неправы, напав на вас, ага, и нарушили закон и что вы, совершенно очевидно, не нарушали закона и не провоцировали их.
Он слушал муллу еще какое-то время, потом снова повернулся к Гаваллану и Мак-Айверу.
– Он желает, чтобы вы знали, что Исламская республика послушна безупречным законам Аллаха. Юноши нарушили закон, который запрещает нападать на невооруженных чужеземцев, занимающихся своими делами. – Иранец, с бородой, средних лет, в потертой одежде, повернулся к мулле, который в этот момент что-то громко говорил толпе и молодым людям; повсюду на лицах читалось одобрение и согласие. – Вы должны быть свидетелями того, как охраняется закон, виновные понесут наказание, и правосудие свершится немедленно. Наказание – пятьдесят плетей, но сначала юноши должны молить о прощении вас и всех остальных, кто здесь присутствует.
Среди шума и криков проходившей рядом демонстрации насмерть перепуганных парней толчками и пинками подогнали к Мак-Айверу и Гаваллану, где они встали на колени и смиренно стали умолять простить их. Потом их согнали назад к стене и высекли кнутами, которыми погоняют мулов, быстро отыскавшимися среди заинтересованной и улюлюкающей толпы. Наказание исполнили мулла, двое «зеленых повязок» и еще несколько человек, выбранных муллой из толпы. Безжалостно.
– Бог мой, – пробормотал Гаваллан, морщась.
Водитель-переводчик резко произнес:
– Это ислам. В исламе один закон для всех людей, одно наказание за каждое преступление, и правосудие, осуществляющееся без промедления. Наш закон – это закон Бога, его нельзя касаться, он вечен, не как на вашем продажном Западе, где законы можно выворачивать наизнанку, а правосудие откладывать и вертеть им для пользы законников, которые жиреют на этих вывертах, на продажности, на пороках или несчастьях других людей… – Вопли некоторых из мальчишек прервали его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37