– Он скоро придет в себя. Удивительно, как долго он живет. Я не думаю, что они устроены так же, как и мы. Очень интересно, да? – спросил Зукимото.
– Нет, – сказал Оми, ненавидя его.
Зукимото постоянно был настороже, и его вкрадчивость вернулась.
– Я ничего не имел в виду, Оми-сан, – сказал он с глубоким поклоном. – Вовсе ничего.
– Конечно. Господин Ябу доволен, что вы так хорошо все устроили. Необходимо большое искусство, чтобы не дать огню слишком разгореться и все-таки дать его достаточно.
– Вы слишком добры, Оми-сан.
– Ты занимался этим раньше?
– Не совсем этим. Но господин Ябу удостоил меня своим хорошим отношением. Я только пытаюсь порадовать его.
– Он хочет знать, сколько еще проживет этот человек.
– Не доживет до рассвета. При большой осторожности с моей стороны.
Оми задумчиво осмотрел котел. Потом он поднялся на берег к площади. Все самураи встали и поклонились.
– Здесь все успокоилось, Оми-сан, – сказал один из них со смехом, ткнув большим пальцем в сторону люка. – Сначала были слышны разговоры, и голоса были сердитые, и несколько ударов. После два из них, может и больше, плакали, как испуганные дети. Но после этого давно уже тихо.
Оми прислушался. Он мог слышать глухой плеск воды и отдаленное бормотание. Случайный стон.
– А Масиджиро? – спросил он, называя так самурая, который, выполняя его приказы, остался внизу.
– Мы не знаем, Оми-сан. Конечно, он не отзывался. Он, возможно, умер.
«Как мог Масиджиро оказаться таким беспомощным, – подумал Оми. – Поддаться беззащитным людям, большинство которых были больны! Позор! Лучше бы он умер».
– Завтра не давайте ни воды, ни пищи. В полдень поднимите трупы, понятно? И я хочу, чтобы привели их главаря. Одного.
– Да, Оми-сан.
Оми вернулся к огню и дождался, когда варвар открыл глаза. После этого он вернулся в сад и доложил, что, по словам Зукимото, пытка еще мучительней на ветру.
– Ты посмотрел в глаза этого варвара?
– Да, Ябу-сама.
Оми встал на колени сзади дайме на расстоянии в десять шагов. Ябу оставался неподвижным. Лунный свет затушевал его кимоно и осветил рукоятку меча так, что она стала похожа на фаллос.
– Что, что ты увидел?
– Безумие. Сущность безумия, я никогда не видел таких глаз. И беспредельный ужас.
Мягко упали еще три лепестка.
– Сложи о нем стихи.
Оми пытался заставить свой мозг работать. Потом, желая быть точным, он сказал:
Его глаза
у края преисподней!
Вся боль
Заговорила в них.
Крики неслись вверх, они стали слабее, расстояние, казалось, усиливало их. Ябу сказал:
Если вы позволите
Их холоду настичь,
Вы станете одним из них
В большой, большой
Неизреченной тайне.
Оми долго думал об этом в красоте ночи.
Глава Пятая
Как раз перед первым лучом солнца крики прекратились.
Теперь мать Оми уснула. И Ябу.
Деревня на рассвете все еще не отдыхала. Еще нужно было доставить на берег четыре пушки, пятьдесят бочонков пороху, тысячу пушечных ядер.
Кику лежала под одеялом, следя за тенями на стене седзи. Она не спала, хотя и была утомлена более, чем когда-либо. Тяжелый храп старухи в соседней комнате заглушал мягкое глубокое дыхание дайме рядом с ней. Мальчик беззвучно спал на других одеялах, одна его рука лежала на глазах, закрывая их от света.
Слабая дрожь пробежала по телу Ябу, и Кику задержала дыхание. Но он не проснулся, и это обрадовало ее, так как она поняла, что очень скоро сможет уйти, не беспокоя его. Терпеливо ожидая, она заставила себя думать о приятном. «Всегда помни, дитя, – внушал ее первый учитель, – что думать о плохом – действительно легче всего.
Чем больше о нем думаешь, тем больше накликаешь на себя несчастья. Думать о хорошем, однако, требует усилий. Это одна из вещей, которая дисциплинирует, тренирует.. Так что приучай свой мозг задерживаться на приятных духах, прикосновении шелка, ударах капель дождя о седзи, изгибе этого цветка в букете, спокойствии рассвета. Потом, по прошествии времени, тебе не придется делать таких больших усилий и ты будешь ценить себя, ценить нашу профессию и славить наш мир – Мир Ив».
Она думала о чувственном ощущении ванны, которую скоро примет – оно сотрет эту ночь – и о предупредительной ласке рук Суво. Она думала о том, как будет смеяться с другими девушками и Мама-сан Дзеоко, как они обменяются сплетнями, слухами и анекдотами, и о чистом, о таком чистом кимоно, которое она наденет сегодня вечером, золотом с желтыми и зелеными цветами и подобранной в тон лентой для волос. После ванны она уберет волосы, и из денег, полученных за прошедшую ночь, она сможет очень много заплатить своей хозяйке, Дзеоко-сан, немного послать денег своему отцу, крестьянину на ферме, через менялу, и еще оставить себе. Потом она увидится со своим возлюбленным, и это будет прекрасный вечер.
«Жизнь очень хороша, – подумала она. – Да. Но очень трудно забыть об этих криках. Невозможно. Другие девушки будут так же несчастны, и бедная Дзеоко-сан! Но не думай об этом. Завтра мы все уедем из Анджиро и поедем домой в наш милый чайный домих в Мисима, самом большом городе в Изу, который окружает самый большой замок дайме в Изу, где жизнь началась и продолжается. Я сожалею, что госпожа Мидори послала за мной.
Не глупи. Кику, – сказала она себе строго. – Тебе следовало бы извиниться. Ты не сожалеешь, да? Было честью служить нашему господину. Теперь, когда ты удостоена такой чести, твоя цена у Дзеоко-сан станет выше, чем когда-либо, не так ли? Это был опыт, и теперь ты будешь известна как Госпожа ночи рыданий и, если тебе повезет, кто-нибудь напишет балладу о тебе, – может быть, балладу исполнят в самом Эдо. О, это будет хорошо!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69