Уж очень сильно досаждали ему суды-пересуды по поводу исчезновения Фатимы. Страсти, вызванные потрясающей новостью — Нухова невестка утопилась! — было улеглись, но, как выяснилось, лишь для того, чтобы уступить место серьёзным обвинениям. «В гибели невестки виновен Нух. Оказывается, из-за мертворождённого телёнка злодей изводил Фатиму — она не вынесла унижений. Следует довести это до её отца и устроить расследование. Кто дал Нуху право столь бесчестить женщину, привезённую с чужой стороны? Куда это годится? Хотя она и невестка, а всё ж не жена ему. Мало было толсторожему издевательств над народом, он ещё несчастную солдатку со свету сжил!» — так рассуждали в ауле, а «узун колак» передавал эти рассуждения Нуху.У Нуха, помышлявшего выдвинуться на предстоящих выборах в аульные старосты, и без того авторитет был невелик, а тут ещё эта история встала ему поперёк пути. Вот почему, узнав, что Фатима не утопилась, а без спросу, без разрешения уплыла к родителям, он на радостях даже повёл плотогонов к себе домой и угостил обедом.Впрочем, вскоре он уже бормотал ругательства:— Чтоб тебя поразило! Чтоб ты, бродяжка проклятая, в землю провалилась! Некому взять тебя за косы да проучить плёткой! Правду говорят, что откормленная кобыла норовит укусить хозяина. Но я тебя, своевольную, отучу кусаться!..Нух велел жене съездить за Фатимой, заодно пригласить в гости свата со свахой, чтоб при них наставить невестку на путь истинный.Выждав до конца недели, бабка Гульямал оседлала лошадь, присоединилась к людям, едущим на базар, и отправилась верхом в Ташбаткан.Вопреки ожиданиям, Ахмади с Факихой встретили её хмуро, не проявили прежнего радушия. Озадаченная Гульямал и так, и этак прикидывала, что бы это могло значить. Под невесткину песню пляшут? Или заважничали? Поглядите-ка на эту Факиху! Ходит надутая, слова не вымолвит. Не пристало, не пристало ей вести себя так! Ведь ещё встарь было сказано: «Мать невестки должна быть почтительна и скромна, ибо мать зятя перед ней губернаторше равна».И за чаем Факиха беседу поддерживала вяло. Ахмади вежливости ради коротко справился о здоровье своих туйралинских знакомых и после этого отделывался тем, что откликался на свахины новости ничего не значащими словами вроде: «Вот как!», «Ишь ты!». Фатима и вовсе отличилась, не села пить чай со свекровью, только занесла самовар в горницу и тут же ушла в другую половину.Дабы не царило за трапезой тягостное молчание, Гульямал, решив не выдавать пока свою обиду, тараторила без умолку. Но вот и самовар почти опорожнился, и новости у неё исчерпались.— Оказывается, большая беда вас постигла. Огонь беспощаден, спаси аллах, — сказала гостья, стараясь как-то продолжить разговор.— Судьба ниспослала нам ещё горшую беду, лишив нас зятя. Должно быть, вы уже знаете об этом… — тихо отозвалась Факиха и осушила уголком платка глаза.Гульямал замерла с поднесённым ко рту блюдцем. Она оторопело смотрела на Факиху, медленно соображая, что странное поведение свата и свахи объясняется несчастьем и что несчастье это в большей, чем их, мере касается её самой.— Уй, сыночек мой! — простонала Гульямал, машинально опустив блюдце с недопитым чаем на скатерть. По её морщинистому лицу покатились слёзы. — Горе мне, выходит — чужая земля поглотила его!..— Что теперь поделаешь… Знать, суждена была ему могила в далёких краях, — попыталась по-своему утешить сваху Факиха.— Судьба неумолима, недаром говорится, что у рока не выпросишь нового срока, — вздохнул Ахмади. — Не одни мы переживаем несчастье. Война, слышно, идёт нынче небывало жестокая…Ахмади рассказал, что гумеровец Гиляж получил письмо от сына, который, оказывается, лежал в городе Житомире в одном госпитале с Кутлугильде. Он и сообщил о смерти земляка.Нельзя сказать, чтоб Гульямал не поверила Ахмадиевым словам, но всё ж она захотела своими глазами увидеть письмо, своими ушами услышать, что в нём написано, поэтому наутро отправилась в Гумерово.Письмо, запинаясь на каждом слове, прочитал младший сын Гиляжа. Одолев приветы с перечислением чуть ли не половины жителей села, он, наконец, добрался до строк, ради которых приехала бабка Гульямал: «Пусть вам будет ведомо и то, что Кутлугильде, зять Ахмади-ловушки, был тяжело ранен и скончался в госпитале города, называемого Житомиром».Гульямал, первоначально намеревавшаяся погостить в Ташбаткане с неделю, после такого поворота событий немедленно отбыла домой, наказав свату со свахой всё ж приехать к ним вместе с Фатимой.Спустя десять дней Ахмади и Факиха собрались в Туйралы. Фатима ехать с ними отказалась, и родители не настаивали на её поездке. Им обоим было ясно, как день, что дочери, лишившейся мужа, придётся теперь жить в Ташбаткане. Собственно, и сами они поехали лишь для того, чтобы забрать внука.Однако получилось не так, как они задумали. Едва Факиха в Туйралах заикнулась о том, что малыш должен жить при матери, Нух и Гульямал в один голос объявили: не отдадут.— Будет жить у нас в память о сыне. Сами вырастим. Кто ж его вырастит, как не мы? Нет тут дурных голов, чтоб отдавать внука, — отрезала Гульямал.И Ахмади, и Факиха, конечно, хорошо знали: по старому обычаю в случае ухода жены от мужа и даже его смерти мать не может увезти ребёнка с собой. Но они всё ж надеялись, что дед и бабка с отцовской стороны не воспользуются правом, опирающимся на этот обычай. Узнав их решение, Факиха попросила отдать малыша хотя бы до отъёма от материнской груди. Ахмади поддержал её:— Как подрастёт — держать его мы не будем. И земли у нас на его долю не дадут, будут считать чужаком.Сват со свахой — ни в какую…Перед отъездом Факиха весь день провела возле внучонка, ласкала, подкидывала его, посадив на ладонь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111