наконец, сообразил оседлать лошадь и выехать на улицу.— Поспешайте! — покрикивал он на всех, кто попадался на глаза. — А вы чего встали? Сказано же вам было! Сейчас вас, аккурат, оштрафую!Предупреждённый заранее народ живо собрался у въезда в аул. Баи пришли в длинных елянах и опушённых мехом норки шапках. Мулла Сафа явился, словно на торжественное богослужение, — в полосатом атласном еляне, с зелёным посохом в руке, надушённый одеколоном. Остальные тоже были наряжены по мере своих возможностей. Баи устлали путь, по которому предстояло пройти губернатору, самыми дорогими — из козьего пуха, с многоцветным орнаментом — паласами.Ребятишки, прослышавшие, что губернатора следует встречать с хлебом-солью, прибежали с пресными лепёшками и кусками зализанной скотом до блеска каменной соли. К великому удивлению мокроносых, староста не только не похвалил их за усердие, а даже выбранил и прогнал обратно домой.Десятские принесли цветы. По приказу старосты цветы были выдраны из горшков в доме торговца Галимьяна под отчаянные вопли его жены.Гариф с большим караваем хлеба и блюдечком толчёной соли в руках вышел на дорогу. За его спиной по обе стороны от расстеленных на дороге паласов выстроились баи, старейшие люди, молодёжь, женщины, ребятня.Сердце старосты гулко стучало; он старался подавить волнение, мысленно повторял приготовленную для встречи губернатора речь. Между тем кавалькада, которую все ждали с нетерпением, спустилась в пойму речки. Губернатор со всеми своими писарями и охранниками вот-вот должен был выехать из уремы.Торжественность момента чуть не нарушил появившийся с той же стороны сторож пруда старик Адгам.— Ты почему, аккурат, нарушаешь порядок? Тебе ж было сказано!.. — рявкнул на него Гариф.— Бэй-бэй! Я ж ушёл к пруду утром и не знал, что они приедут сегодня, — ответил старик и встал на своё место в шеренге.Из уремы выехала повозка, показались верхоконные.— Едут, едут! — заволновался народ. Заверещали ребятишки. Кое-кто из них даже выскочил на застеленную паласами дорогу. Люди, как учил староста, закричали «ура».— Губернатор — ура! Губернатор — ура! — выкрикнул и староста. Баи хрипло подхватили его крик.Староста снова начал повторять в уме свою речь.Но тут случилось нечто странное. Выехавшие из уремы повозки посворачивали с дороги вправо и остановились. С одной из них соскочил высокий чернобородый мужчина с кнутом в руке и направился к выстроившимся шеренгами жителям аула. Ташбатканцы во все глаза разглядывали его, гадая, сам губернатор приближается к ним или кто-то другой. Несколько неуверенных голосов снова затянули было «ура», но Гариф дал знак замолчать.Человек с чёрной, широкой, как лопата, бородой подошёл прямо к старосте и поздоровался:— Здорово, знаком!Гариф не ответил на приветствие, он стоял столбом, вытаращив глаза.Присмотревшись к пришельцу, старик Адгам воскликнул:— Атак! Никак цыгане приехали? — старик приблизился к чернобородому. — Они самые! Однажды они жили возле моего шалаша в шатре… Здорово, знаком!Чернобородый узнал старика, протянул ему руку.— Цыгане приехали, цыгане! — зашумел народ. Шеренги рассыпались.— Спросить, аккурат, надо, не встречался ли им высокочтимый губернатор. Не сообщил ли, когда, аккурат, приедет, — сказал, подражая голосу старосты, Самигулла.Грохнул смех. Схватились за животы бедняки с Верхней улицы. Баи кинулись подбирать свои паласы.Чернобородый цыган, оказывается, пришёл просить у старосты разрешения на остановку и пару ночёвок возле аула. Багровый со стыда — с лица вот-вот кровь брызнет — Гариф лишь вяло махнул рукой и пошагал домой.Цыгане распрягли лошадей. К вечеру в пойме Узяшты появились четыре шатра, возле них загорелись костры. Цыганки, подвесив над огнём небольшие котлы и закопчённые горшки, занялись приготовлением ужина. У речки стало весело, поднялся шум-гам.На следующий день шутники с Верхней улицы, встречаясь с чернобородым цыганом, величали его «губернатором старосты Гарифа». «Губернатор» в ответ заразительно смеялся, потому что старик Адгам ещё вечером объяснил ему, что к чему.Цыганки ходили по Ташбаткану, попрошайничали. Но жители аула, словно сговорившись, показывали им дом старосты:— Идите к Гарифу. Он вас давно ждёт.— Смелее к нему входите!— Он и муку продаст, и катык, и масло.— И задарма даст.— Староста — первейший богатей аула.— Скажите — мол, высокочтимый губернатор велел дать всё, что вам требуется…Цыганки беспрестанно докучали Гарифу, выклянчивая съестное. Он пробовал и браниться, и выгонять их из дому, но едва выставлял одну — на пороге появлялась другая. Наконец, терпение старосты лопнуло. Он отправил десятских в табор, приказав отогнать цыган от аула. Но те уже и сами сворачивали шатры, готовились в дорогу, а вскоре снялись с места и уехали в сторону Богоявленского завода Богоявленский завод — ныне рабочий посёлок Красноусольский.

.После отъезда цыган на душе у старосты немного полегчало, но ещё с неделю жил он в тревожном ожидании губернатора, велев жене ежедневно подновлять бродившую в кадке медовуху.В конце недели люди, побывавшие на ярмарке в Табынске, вернулись с вестью: уфимский губернатор со свитой проездом ненадолго остановился в Миркитлинском юрте Миркитлинский юрт — ныне Аургазинский район БАССР.

, затем, проведя день в Стерлитамаке и сделав крюк через Киньякай Киньякай — башкирское название села Петровского.

и Макарово, уехал обратно.Таким образом, путь губернатора пролёг где-то верстах в пятидесяти от Ташбаткана. Часть вторая Глава десятая День выдался жаркий, сухой, но с сильным порывистым ветром — предвестником осеннего ненастья.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111