То, что Казанова взял сына Терезы Имер в Париж и пристроил там, подтверждает его письмо, опубликованное Шарлем Самараном.
Казанова дал Терезе двадцать дукатов. Она выказала благодарность живыми поцелуями и объятьями, но заметив его холодность, вздохнув, пролила несколько слезинок и ушла к Софи. Двумя годами старше, чем он, она была еще мила, даже красива, светловолоса, полна души и таланта, но ее прелесть уже не имела первой свежести. Метресса маркграфа Байрейта, она была уличена в неверности, и вместе с новым любовником, маркизом Теодором де Монперни, уехала в Брюссель, где некоторое время принадлежала принцу Карлу Лотарингскому, губернатору Нидерландов и верховному главнокомандующему австрийской армии до своего поражения в битве при Лейдене. Он устроил ее в качестве особой привилегии управляющей всеми театрами в австрийских Нидерландах. Это было большое предприятие с соответственно большими издержками. Ей пришлось продать все кружева и бриллианты и бежать в Голландию, чтобы не попасть в долговую тюрьму. Ее муж, директор венского балета Помпеати, в помрачении от сильных болей в животе, разрезал себя бритвой и вырвал внутренности.
На следующий день Казанова сидел у Хопе, который купил у него облигации маркизы д'Урфе с пятнадцатьюпроцентной наценкой. Вместо шестидесяти девяти тысяч франков Казанова по кредитному письму Хопе получил на площади Гамбурга за свой умелый арбитраж семьдесят две тысячи франков.
На почте в Гааге он нашел письмо от Берниса, который писал, что если комиссионные не ниже, чем в Париже, то Булонь конечно согласиться. Поэтому его интересы звали его назад в Амстердам.
Тереза Имер не заставила ждать. Она приняла его в комнате на четвертом этаже бедного дома. Две свечи горели посреди комнаты на столе, покрытом черным, словно траурный алтарь. Тереза в черном платье между обоими детьми выглядела как Медея. Роскошь Казановы образовывала резкий контраст с ее бедностью. Ее сын, Иосиф Помпеати, маленький, мило воспитанный двенадцатилетний мальчик с умным лицом, напоминал Казанове, что он его видел у госпожи Манцони, это нравилось Казанове больше, чем замкнутый, искусственный, подозрительный характер мальчика.
На следующий день он получил от госпожи д'Урфе из Боа вексель на двенадцать тысяч франков, ибо она не хотела наживаться на акциях. Казанова не мог отклонить столь благородный подарок. Ее гений объявил, что Казанова вернется из Голландии с ребенком философского происхождения. Хотя Казанова в этом совпадении вероятно не совсем виновен, все выглядит так, словно он читал новейшие книги К.Г.Юнга.
В кафе сын бургомистра Гааги, игравший в бильярд, просил поставить пари на него, и так как он играл плохо, то Казанова поставил против него и смеясь показал ему пригоршню дукатов, которые якобы выиграл. Сын бургомистра вызвал его на поединок прямо на улице при лунном свете и был четырежды ранен Казановой, который тотчас бежал в Амстердам, где навестил Эстер.
Она как раз решала за столом арифметическую задачу. Его «добрый гений» дал каббалистическое решение.
Смеясь, она спросила, почему он так быстро вернулся? Он научил ее, как перевести вопрос в числа, как построить пирамиду и другим церемониям, который позволят ей перевести ответ из чисел вновь на французский. Ответ гласил: из-за любви.
Тогда она захотела научиться игре сама. Он объяснил, что нашел тайну в рукописи, полученную в наследство от отца и сожженную впоследствии. Лишь через пятнадцать лет он может передать тайну одному единственному человеку, иначе его покинет гений этого оракула.
«Для вас больше нет тайн?»
«Ответы часто темны.»
Тереза прислала сообщение, что сын бургомистра лишь легко раненый, умолчал о поединке. Казанова может снова появиться в Гааге.
На следующий день Хопе уверял за обедом, что его наука, о которой ему все рассказала Эстер, есть большое сокровище, и достал из кармана два длинных вопроса: о генеральных штатах, на который Казанова ответил очень темно, и о судьбе кораблей Индийской компании, уже два месяца как пропавших без вести, их искал страховщик, выплативший лишь десять процентов, и не нашел, вдобавок, имеется то ли настоящее, то ли поддельное письмо английского капитана, где он утверждает, что видел тонущие суда.
Безрассудный оракул ответил, что суда невредимы и приплывут через несколько дней.
Хопе затрясся от радости. Надо оставить ответ в тайне. Он по возможности дешевле перекупит страховку.
В ужасе Казанова заявил, что оракул может ошибаться. Он умрет от горя, если оракул станет причиной чудовищных потерь. Оракул часто обманывал его. Хопе задумался и пригласил провести следующий день, воскресенье, в своем доме в Амстердаме.
На пути домой Казанова проходил мимо шумного кабака. Из любопытства он вошел и увидел в подвале мрачную оргию, подлинную клоаку греха. Два-три инструмента, густой дым плохого табака, вонь чеснока и пива, толпа матросов, отбросов общества и девок. Толстый подозрительный малый указал ему на женщину и сказал на плохом итальянском, что это венецианка, с которой он может наверху выпить бутылку вина. Из любопытства, не знает ли он ее, он поглядел на лицо, показавшееся отдаленно знакомым, уселся рядом и спросил, венецианка ли она и когда покинула Венецию.
«Уже восемнадцать лет.»
Принесли бутылку вина. Она просила «опустошить» ее с ним «наверху».
У него не было времени, он дал хозяину дукат, а ей сдачу. Она хотела обнять его из благодарности. Он отстранился.
«Кто тебя соблазнил?»
«Беглец.»
«Где ты жила, в Венеции?»
«Рядом, во Фриауле.»
Он узнал Лусию из Пасеано.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141