Вследствие «чудовищных слухов, сообщений, клеветы» и потому что в Париже говорили, что Казанова вместо отъезда скрывается в Пти-Полони, 23 октября 1759 года она покинула его дом. Она писала: «Если бы я не любила Вас так, я погребла бы себя в монастыре… Как плох мир и как я несчастлива. Мой дорогой Казанова, отомстите за меня, отомстите за себя, очиститесь от недостойной клеветы прежде, чем женитесь на мне… Я одна в мире, без друзей, без утешения, Цель всей злобы как Ваших, так и моих врагов. Я боюсь за Ваш испорченный желудок, поэтому не курите так много. Вы счастливы, потому что можете лечиться устрицами, которых я не могу есть… и любите меня всегда. Вершиной моих несчастий будет, когда Вы меня покинете; но нет, Вы к этому неспособны. Вы любите меня, и конечно сделаете все, чтобы обладать мною. Я считаю себя самой несчастной на земле: из-за моего сердца, моей чести и даже моих доходов… Наверное Вам становится скучно всегда выслушивать мои жалобы.»
Когда Казанова в тоске по Манон целыми днями оставался в постели, как-то утром в девять к нему пришла Эстер со спутницей. Ее взгляд сказал ему многое. Он признался, что несколько дней лишь изредка питался бульоном и шоколадом. Так как она не знала причины его горя, то предложила денег и посоветовала спросить своего оракула. Он конечно засмеялся.
Она спросила, обрадуется ли он, если она останется возле него на весь день. Она приготовила ему свое любимое блюдо: кабельжу. Она сказала, что готова к последней жертве, если он откроет ей все тайны своего оракула. Однако, он не мог разделить с ней эту науку, потому что ее не существует. Весь этот прекрасный и радостный день он провел с Эстер и решил, что сможет забыть Манон, что тоже его очень обрадовало. Эстер играла с ним как с игрушкой, она просила, чтобы он оделся, как на бал и позволил причесать себя Ледюку. Вскоре он уже думал, что ненавидит Манон. В старости ему казалось, что Манон страдала более от своего тщеславия, чем от любви. Ледюк уже причесал его, когда печальная Эстер вошла с письмом в руках, прощальным письмом Манон. Она спросила боязливо, должна ли она быть наказана за тяжкую нескромность, ведь она открыла причину его страданий.
Все письма Манон и письма Казановы к ней лежали упорядоченные по датам на его ночном столике. Он показал их Эстер, которая с некоей жадностью начала читать их, пока он причесывался. Наконец Ледюк ушел. Воспитательница тихонько постучала в окно. Эстер сказала, что ничто так не развлекает, как уроки этих писем. Казанова ответил, что эти письма могли бы стать причиной его смерти. По просьбе Эстер он подарил ей все собрание, более двухсот писем, из которых самое короткое было в четыре страницы. (В архиве Дукса найдено только сорок два письма Манон. К двумстам письмам Казанова причисляет и свои.)
По желанию Эстер он показал ей портрет Манон. Как может столь отвратительная душа жить в таком прекрасном теле, спросила Эстер и захотела посмотреть все картины, которые прислала госпожа Манцони вместе с рукописями Казановы. Среди них были и портреты нагих женщин. Ей очень понравились портрет и история О'Морфи. М.М. как монахиня и как Венера рассмешили ее. Но он отказался рассказать Эстер историю М.М. Все же Эстер исцелила его. Она ушла в десять вечера. Они провели счастливейший день без резких страстей. Он пообещал провести с ней следующий день. После девяти часов сна он встал свежим и совершенно здоровым.
Она приняла его в постели. На ночном столике лежала переписка с Манон, которую она читала до двух ночи. Эстер казалась восхитительной. Легкий платок из индийского муслина лишь наполовину прикрывал ее грудь, но она упрямо защищалась от его рук несмотря на сотни поцелуев. Он сел рядом и поклялся, что ее прелесть заставила его забыть всех Манон на свете. Она спросила, все ли тело Манон прекрасно. Он сознался, что никогда не видел Манон нагой. Лишь ее кормилица сказала ему, что Манон безупречна. Эстер спросила, есть ли у него о ней другие представления. Он сказал, что став ее мужем легко мог бы избежать касаться ее родимых пятен. «Я думаю», сказала она, покраснев и обидевшись, «что, если б Вы заметили что-нибудь, то Выше желание уменьшилось бы». (Он пытался соблазнить ее, в то время как она была задета в своем тщеславии.) Однако он прослезился, попросил прощения и осушил ее слезы губами. В одно мгновение оба воспламенились. Мудрость Эстер предотвратили полную победу желания. Они наслаждались три часа в сладчайшем восхищении. Потом Эстер оделась и они пообедали в обществе бедного секретаря Хопе, несчастного поклонника Эстер. Казанова признается, что в спальне влюбленной женщины царит такой сладострастный аромат, что любовник предпочитает эту спальню раю. Казанова словно цитирует слова Фауста в спальне Гретхен. Он говорит, что действительно влюбился в Эстер. В своих чувствах к ней он различал нечто нежное, утишающее и вместе с тем живое, по сравнению с той чувственной любовью, которая несвободна от суматошного возбуждения.
Вечером он повел Эстер на концерт. Она сказала, что на следующий день не покинет своей комнаты и они могли бы там уютно поговорить о свадьбе. Это было 31 декабря 1759 года.
Он пошел на свидание с твердым решением не злоупотреблять доверием девушки. Она лежала в постели. Она выглядела прелестной. После обеда с ее отцом он нашел ее спящей. Когда она проснулась, они читали историю Элоизы и Абеляра и совсем воспламенились. Они говорили о тайнах, которые открыл ему оракул. Она сказала, что лишь тогда смогла бы открыть свое родимое пятно, если он поищет и не сможет его почувствовать. Она разрешила ему это исследование, вначале пальцами, а когда он ничего не обнаружил, то глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141