Но Лорды нуждались в снаряжении
большем: еда и питье, прутья лиллианрилла для факелов, одеяла и подстилки
для ночлега, кухонная утварь, несколько ножей и некоторые другие
необходимые им вещи. Всю эту поклажу харучаи могли взвалить на свои
собственные плечи, так, чтобы освободить Шетру и Гирима от тяжелой ноши.
Сейчас Корика заботило лишь то самое необходимое, что могло им
потребоваться в дороге, остальное же он оставил на усмотрение Лордов.
То, что его не касалось, не должно было и не беспокоило Корика. У
него не было ответа на смятения и тревоги Лорда Шетры - хотя веками он
испытывал томления между мужчиной и женщиной - и поэтому он держался в
стороне от этого. Он не принимал участия в молчаливом страхе, что побудил
Лорда Гирима испрашивать в спутники Томаса Кавинанта вопреки желаниям
Высокого Лорда: поэтому он не пытался влиять на Неверящего, склонять его к
путешествию или препятствовать ему. Он гнал прочь от себя все, в чем не
было у него уверенности и что совсем не входило в круг его забот и опеки.
Сила и верность! Добиться удачи или принять смерть. Природа одарила его
невозмутимым выражением лица, и Корик умело скрывал свои чувства,
представая человеком холодным и бесстрастным.
Но все же горевал вместе с Шетрой и питал уважение к Гириму. Он в
угрюмом молчании осуждал Неверящего. И возвращение ранихинов, семнадцати
из великих лошадей, со звездами во лбах, их странная бескорыстная
верность, когда, грохоча своими копытами, они явились к нему по первому
его зову - эта гордость и красота отзывались гимном в его сердце. Он был
харучаем и Стражем Крови. И их Клятва - лишнее доказательство тому, как
могут быть чутки и отзывчивы эти люди с гор.
И вот сейчас он получал особое наслаждение, когда Брабха нес его
вниз, с подножия холмов на нижние равнины через ухоженные пахотные угодья,
что протянулись на многие лиги вокруг по всем восточным склонам. Там он и
его спутники стали встречать по сторонам крохотные деревушки - небольшие
сгрудившиеся подкаменья и случайные настволья, что расположились в
баньяновых деревьях, густо усеивавших эту часть равнин, дома фермеров и
ремесленников, которые, несмотря на их заметное участие в жизни Ревлстона,
предпочитали не селиться там, где было уж слишком многолюдно. В тусклой
предрассветной мгле всадники попридержали своих лошадей, перейдя на более
осторожную рысь, чтобы не нанести вреда зазевавшемуся хмельному фермеру
или неосторожным ребятишкам. Но когда солнце взошло и воссияло, ранихины
приветствовали его радостным ржанием, как если бы они приветствовали
старого доброго друга, и вновь прибавили ходу.
Свежим погожим днем сельская местность светилась в ярких солнечных
лучах, казалась озаренной радостью и довольствием, предавшей забвению
маячившую кровавую угрозу. Налитые колосья пшеницы рябью струились по
сторонам, золотистой пеленой покрывая некоторые из полей, а на других -
уже благоухало сметенное в высокие скирды ароматное сено. В воздухе пахло
первым морозцем, а холодный по-осеннему колкий ветерок доносил до них
запахи урожая. Навстречу солнечному утру несся веселый птичий гвалт.
Пахотные земли, казалось, в презрении своем бросали открытый вызов тому
призрачному фантому, что охотился на них, рыща повсюду. Но Корик знавал и
другое: он видел беспомощную, плачущую землю: залитую кровью и стонущую в
огне и под ногами всякой нечисти. Но Корик не мог забыть, и никогда не
сможет, ту доводящую до щемящей боли в сердце красоту, что отчасти и
привела харучаев к Клятве. Так завораживала и очаровывала эта красота, что
не способен выразить ее ни один язык, кроме ее собственного. Он понял, что
переполняло Лорда Гирима, когда тот запрокинул голову и запел, радостно
восклицая:
Хей! Приветствую вас!
Вам хвала!
Благоденствие!
Жизнь и Страна!
Силы пульс
Во дереве и камне!
И земля - сердце - кровь,
Источник вечной мощи живой
И в лесах зеленых и в скалах!
И солнца тепла
Блаженным покоем
Благословлен
Весь воздух и море
И жизнь сама!
Эй, души земной красота
И ты, Небопад!
Вам хвалу воздаю!
Вам приветствие шлю!
Хей! Вам дарю эту песнь!
Песня обладала той странной удивительной силой, что будоражила в ее
слушателе желание присоединиться к пению, и Лорд Гирим истинно наслаждался
этим. Но Шетра не улыбалась и не пела. Она восседала на своем ранихине,
суровая и непреклонная, как будто война уже опустила свои тяжелые ручища
на ее острые плечи. Корик чувствовал это. Он ехал между ними,
всепонимающий и безмолвный.
Так спешили вперед через утро великие ранихины, пока не остались
позади почти все поля и селения, и дорога уже не была столь безукоризненно
ровной. Лорд Гирим поочередно то пел, то разговаривал, словно природа и
земля вокруг него были его зачарованными слушателями. Но Лорд Шетра и
Стражи Крови по-прежнему хранили молчание.
Немного позже, когда дело шло к полудню, они остановились рядом с
ручьем, чтобы Лорды смогли отдохнуть, а ранихины - пощипать травки. Гирим
неуклюже сполз со спины своего коня на землю, подтвердив этим росшее в
Корике подозрение:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18