Неспешно перебирала старые фотографии, бумаги. И вдруг мне попадается письмо, которое ровно пятьдесят пять лет тому назад (1 марта 1945 года) я отправила с фронта своей подруге по заводу Юле Ларгиной. Много лет спустя, не помню, в связи с чем, она переслала это письмо мне в Москву. И вот я держу в руках фронтовой треугольник, раскрываю и медленно прочитываю его. К своему удивлению, узнаю, что первого фашиста я уничтожила совсем не так, как описала выше. Оказывается, то была совсем другая история. Что же касается первого немца, убитого мной, воспроизведу события точно по тексту письма, ничего не исправляя и не редактируя.
«Ты спрашиваешь, что я ощущала перед первым боем. Трудно даже определенно выразить это. Я волновалась, а иногда нападало какое-то безразличие. Казалось, что все равно, что будет. Сейчас я имею на счету уже не 2 фрица, а больше. Только в обороне я уничтожила 4 фрица, а сколько в наступлении – не знаю, не считала. В общем, счет продолжается. Описать первый бой трудно, а как убила первого фрица, могу описать.
Это было в обороне. Стоял замечательный день. Ярко светило солнце, и снег искрился в поле. Мы как раз получили новые маскхалаты, надели их и пошли на «охоту». Идем все одинакового роста, в одинаковых халатах, как медвежата. Осторожно подобрались к своим траншеям, спрыгнули туда и пошли на свои посты. Это была первая наша «охота». Я очень волновалась, ведь до этого никогда не приходилось видеть фрицев. И вот стоим. Час стоим, 2, 3, 4 часа, а все никого не вижу. Я уже начала беспокоиться, что не только убить, а даже увидеть никого не смогу. И вот было уже часа 3 дня, когда мой наблюдатель крикнул: «Фрицы!» У меня даже в глазах потемнело. Я прильнула к оптике, гляжу, из леса идут 2 фрица. Во весь рост. И видно их хорошо, как на ладошке. У меня дыхание сдавило. Я выстрелила, но поспешила и не попала. Быстро перезарядила винтовку и выстрелила второй раз. На этот раз пуля попала в цель. Один фриц свалился, а другому удалось улизнуть в лес. И хоть я видела своими глазами, и другие видели это, но мне никак не верилось, что я своими собственными руками убила фрица. С каким настроением я шла обратно! Пришли девчата, поздравляют меня. Командир роты вынес благодарность. В моей снайперской карточке появилась первая единица. Так я открыла свой боевой счет».
Вот, оказывается, как все было в первый раз. Удивительно, но этот эпизод я совершенно не помню и, если бы не чудом сохранившееся письмо, не вспомнила бы, скорее всего. А ранее описанный эпизод был, его я помню отчетливо, причем, если можно так сказать, всей кожей, физически ощущаю тогдашнее мое состояние. Возможно, обостренному восприятию того случая способствовали какие-то обстоятельства. Поэтому я решила ничего не менять в тексте. Пусть все остается в прежнем виде, как вспомнилось.
Всего на моем счету числится восемь уничтоженных фашистов. Но на самом-то деле как их сосчитаешь? Когда мы находились в окружении в Ландсберге, сутками не выходили из окопов, за день отражали по шесть-восемь немецких атак и стреляли, стреляли, стреляли до потемнения в глазах, как определить, кто и сколько врагов уничтожил? Стреляла я, стреляли рядом стоявшие в окопах солдаты, стреляли пулеметчики… Как сосчитать, сколько пало от твоей пули? Поэтому я всегда с некоторой долей скептицизма относилась ко всем подобного рода подсчетам. Это не означает, однако, что я подвергаю сомнению заслуги тех, кто из своей снайперской винтовки уничтожил десятки фашистов. Просто я считала по-своему. Поэтому мои восемь – это то, что было подтверждено наблюдателями, и в основном цели, уничтоженные по заданию.
Так было и в тот раз, когда мне приказали уничтожить вражеского снайпера, незадолго до этого прибывшего на участок нашего полка и доставлявшего нам много неприятностей.
Однажды нас с напарницей вызвал командир. Поступил приказ: во что бы то ни стало уничтожить немецкого снайпера. Выбор пал на нас.
Получив приказание, мы стали тщательно готовиться к этой опасной и ответственной операции. Все понимали, что наш противник – очень опытный снайпер, не чета нам. Его никак не удавалось засечь: сделал выстрел – и исчез, будто растаял, иногда не появлялся несколько дней. Через какое-то время появляется, но уже в другом месте. И каждый раз он стрелял с новой позиции. Нам предстоял сложный поединок. Поэтому с помощью наших друзей-разведчиков мы тщательно, метр за метром, еще раз визуально «прощупали» оборонительную линию немцев на нашем участке, прикинули, где мог появиться снайпер. Облюбовали несколько позиций для себя. Ведь большого опыта у нас не было, поэтому нам требовалась очень серьезная подготовка.
И вот наступил решающий день, когда мы вышли на передовую с четкой целью – начать «охоту» на немецкого снайпера. Заняли свои места – я в пулеметном гнезде, а чуть поодаль от меня, в траншее, – моя напарница. Стоим, ждем, наблюдаем. Время тянется медленно. Становится холодно, но побегать или просто подвигаться нельзя, можно немца прозевать и себя обнаружить. У «соседей» – тишина, никакого движения, никакой стрельбы. Тоже замерзают, наверное, при таком-то морозе. Мы уже устали, продрогли, глаза начали слезиться от напряжения. Вдруг мне пришла в голову мысль. «Подними над бруствером шапку», – говорю напарнице. Быстро сообразив, что требуется сделать, она отошла от меня на 3-4 метра, надела на палку какую-то шапку, чуть приподняла ее над бруствером, опустила, через несколько шагов еще раз приподняла, будто человек идет по траншее. И вот – выстрел, четкий, сухой, точное попадание в шапку. Только один выстрел, второго не последовало.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55