Оставшись же в тылу, делал все, чтобы помочь семьям фронтовиков, особенно погибших.
Вот таким был мой отчим, которого я искренне любила, считала его хорошим отцом и всегда звала папой.
Маму тоже восстановили в партии. С работой в итоге получилось все хорошо, ее пригласили на работу в городской комитет партии.
Мама была очень мягкой, доброй, но в серьезных делах – принципиальной. А история с папой показала, что она еще и очень мужественный, решительный человек. Рискуя не только собой, но и мной, моим будущим, она бросилась защищать мужа, ибо была убеждена в полной его невиновности. Большинство людей в такой ситуации пасовало, а она не испугалась. И победила. Жаль только, что итог их жизни оказался столь трагическим…
Многие из тех, чьи родители или другие родственники были репрессированы, рассказывают, что в течение всей последующей жизни они жили под гнетом страха, чувствовали какую-то ущербность… У меня этого не было никогда – ни в то время, когда отец находился под следствием, ни потом. Думаю, определяется это тем, что отца довольно быстро выпустили, он был полностью оправдан. Кроме того, родители всегда и везде вели себя с достоинством, не давая никому повода и возможности в чем-то их обвинять.
И отца, и маму хорошо знали в городе, они пользовались уважением всех, кто с ними работал, да и многих из тех, кто по тому или иному поводу хотя бы раз обращался к ним. Оба они были настоящими коммунистами – убежденными, бескорыстными, честными.
Отец и мама родились и выросли в простых семьях.
Мама – Синодальцева Александра Ивановна (позднее Жукова) родилась 7 июля 1904 года в Уральске. В семье было много детей, одиннадцать человек. Кто-то умер в раннем детстве, дядя Володя погиб в Первую мировую войну. Я знала трех маминых сестер и трех братьев. Семья не имела материального достатка и не смогла обеспечить детям хорошего образования. Только старший брат, дядя Миша, страдавший тяжелым заболеванием сердца, получил высшее образование и стал учителем, остальные работали, чтобы поддержать и его, и семью. У детей маминых сестер и братьев подобных проблем не возникало. Родившиеся и выросшие в советское время, все они получили высшее образование. Мама начала работать с 16 лет – сначала курьером в ВЧК, затем приобрела специальность шифровальщика и продолжала работать в органах до 1939 года, когда арестовали ее второго мужа, моего отчима. Последние восемь – десять лет работала в Уральском горкоме партии инструктором, помощником первого секретаря. Сотрудники горкома очень любили и глубоко уважали ее. Когда она умерла (в 1957 году), мне сказали: «Мы как будто осиротели». Я же вообще была в таком отчаянии, что думала – не переживу этой потери. Для меня в маме воплощалось все самое лучшее, самое дорогое… Я долго не могла опомниться от этого горя.
Родного отца, Алексеева Валерьяна Владимировича, я не помню, он оставил семью, когда я была совсем еще маленькой. Причины развода не знаю, я никогда не расспрашивала маму, она тоже не заводила разговоров на эту тему. Умер он рано, в возрасте 30-31 года, от сердечной недостаточности на своем рабочем месте. Он тоже работал в органах внутренних дел, но в другом городе.
Второй раз мама вышла замуж, когда мне было уже 8 лет. Отчим мой, Жуков Константин Сергеевич, родился 4 апреля 1900 года в Москве, в семье рабочего. Жили они в бараке – он, его старшая сестра и отец с матерью. Окончив четырехклассную школу, в возрасте 12 лет он тоже пошел работать на завод. Продолжить образование ему не удалось, хотя он был, безусловно, одаренным человеком. Все, чего папа достиг в жизни, – это результат огромного напряжения сил и постоянного, настойчивого самообразования. Папе не исполнилось еще и 17 лет, когда он стал членом РСДРП. Участник октябрьских боев в Москве. Когда в 1919 году организовалась ВЧК, его направили туда работать. В 1924 году ему, еще очень молодому чекисту, одному из первых была вручена награда – Знак почетного чекиста (№ 106), грамота к которому подписана лично Дзержинским. В том же году его наградили орденом Боевого Красного Знамени. В последующие годы отец дважды награждался именным оружием. Само оружие изъяли во время ареста и не вернули. Остались мне на память серебряные пластинки, которые при награждении прикреплялись на оружии как подтверждение того, что человек награжден за определенные заслуги. В органах внутренних дел отец проработал двадцать лет, вплоть до ареста в 1939 году.
В последний путь его провожали сотни жителей города, знавших его как человека необыкновенно чуткого и внимательного к нуждам людей. И вот ведь такая судьба: отец, коренной москвич, похоронен в Уральске, а мама, родившаяся в Уральске и прожившая там большую часть жизни, покоится на Даниловском кладбище в Москве…
Да, наша семья пережила тяжелую трагедию. Но никто не озлобился, никто никогда не пытался найти виновных в постигшей нас беде. Поправить уже ничего нельзя было, а жить, постоянно возвращаясь памятью к тем трагическим событиям, тоже было невозможно. Поэтому мои родители избегали разговоров на эту тему, как бы вычеркнув из жизни все, что произошло в 1939 году. Думаю, что это было мудро.
Понимаю, что не всем по душе подобная позиция. Однако наша семья жила по таким правилам. Вероятно, поэтому я никогда не страдала какими бы то ни было комплексами, связанными с арестом отца, как это часто случалось с другими. Я не мучилась такими унижающими человека чувствами, как страх, обида, подозрительность. Родители сумели оградить меня от всего этого.
Проблема репрессий – одна из самых острых и болезненных в нашем обществе уже на протяжении многих лет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55