Ведь только накануне, за несколько месяцев перед этим, в соседней Хиве по приказу хана был коварно вырезан русский полутысячный отряд князя Давлет-Киздена-мурзы, или Александра Бековича Черкасского, как назывался он на русской военной службе.Однако вскоре после отбытия посольства Брянцева неизвестная рука устранила Каип-хана. До сих пор неясны обстоятельства его смерти, но по дальнейшим событиям становится очевидно, кому она была выгодна. Сменивший Каип хана безвольный и недалекий хан Булат погряз в межродовых спорах Среднего жуза. Другие жузы теперь даже номинально не подчинялись ему. Некому стало теперь говорить с Россией от имени всей страны казахов. А в Джунгарских воротах уже стояла готовая к бою семидесятитысячная боевая конница Сыбан Раптана с несколькими пушками, за спиной которой явственно вырисовывались на горизонте очертания китайского императорского дракона…Во много раз больше могла выставить Казахская степь смелых и отважных воинов, но кто соберет их вместе, кто поведет в битву за общие интересы? Как стадо своего пастуха, держались они своих родовых биев, аксакалов, батыров. А те, в свою очередь, не хотели никому подчиняться. Большая политика была вне их понимания. Не находилось уже среди многочисленных султанов человека, который бы осмелился претендовать на всеобщую власть. Родовых вождей устраивали слабовольные и послушные ханы собственных жузов. Эта была закономерная логика родового строя.А царское правительство с необычайной осторожностью и осмотрительностью относилось к центральноазиатским делам, предполагая, что рано или поздно ему придется налаживать отношения со всеми участниками назревающей трагедии. Одновременно с посольствами в Казахскую степь направлялись посольства и в Джунгарию. После неожиданной смерти Каип-хана оно заняло выжидательную позицию, надеясь извлечь как можно больше выгод из создавшегося положения. * * * Тактика волчьей стаи, готовящейся к охоте на оленей, всегда была присуща таким войнам, к которой готовился контайчи Сыбан Раптан. Общее руководство джунгарским войском взял на себя младший брат контайчи Шуно-Дабо-багадур. Вторжение должно было идти с востока двумя крыльями. Одно крыло — через горы Каратау и поймы рек Чу и Талас. Другое — в район реки Чирчик. Для этого джунгарское войско было разделено на семь частей, и каждая выполняла свое дело. Одни должны были пугать свою жертву, другие — гнать ее сторону приготовившейся засады, третьи — загнать до изнеможения, четвертые — впиться в горло…Семь десятитысячных отрядов контайчи, под общим командованием его брата Шуно-Дабо, заняли исходные позиции для нашествии на казахские земли у истоков рек и на склонах гор. Разрисованные драконами хвостатые знамена были воткнуты в землю возле каждой ставки. Первый тумен занял позицию на склонах Алатау, недалеко от озера Балхаш. Им командовал сын контайчи — Галден-Церен. Второй тумен сосредоточился между реками Коктал и Коктерек, севернее реки Или в межгорье Алтын-Эмеля и Койбына, и командовал им брат контайчи — Хорен-батыр. Третьим туменом, закрепившемся на восточном берегу реки Нарын, командовал семнадцатилетний внук контайчи Амурсама. Восемнадцатилетний сын Галден-Церена-Сыбан-Доржи командовал четвертым туменом — у истоков реки Челек. На берегу Иссык-Куля, в междуречье Аксу и Койсу, водрузил свое знамя второй сын Галден-Церена — Лама-Доржи, командующий пятым туменом. При впадении реки Большая Кебень в Чу расположился шестой тумен под командованием нойона Дода-Доржи из рода меркит. Седьмым туменом командовал сам контайчи Сыбан Раптан, и главное знамя Джунгарии развевалось над его золоченым шатром у стен города Кульджа…И время для нашествия джунгарский контайчи выбрал самое удобное — весну. Он хорошо знал, что в это время казахские скотоводы проводят кастрацию коней-двухлеток, и половина табунов в течение двух недель не в состоянии передвигаться на большие расстояния. Трудно двигаться в это время и овечьим отарам с только что родившимся молодняком. К тому же весной вздуваются при половодье многочисленные степные реки, которые не могут служить серьезной преградой для боевой конницы, но препятствуют перегону мирных стад.Был первый теплый весенний день. И так же, как овцы, коровы, собаки и другие животные накануне землетрясения, чувствовали себя в этот день люди в степи. Тяжкое предчувствие вселенской беды навалилось на степь. Ветер со стороны гор Алатау приносил пряные запахи распустившихся раньше времени цветов. И еще, казалось, пахло в степи свежей кровью… А тут еще в один день распространился по степи слух о чудовищном убийстве в Туркестане. Что-то страшное предвещало оно…Из рода алтын-хан, древнего и почтенного, была Нурбике, одна из жен хана Тауке. Когда-то давно она с двухлетним сыном Аблаем поехала погостить к далеким родичам и там умерла. «Мы потеряли единственную дочь, — писали родители хану в Туркестан. — Иссяк светлый ручеек, утоляющий нашу жажду, погасла единственная лучинка, освещавшая нам путь во мраке жизни. Но пусть хоть будет утешением нам на старости лет ее семя, пусть сын твой Аблай останется с нами до своего совершеннолетия. У тебя есть другие дети, а мы будем беречь его как зеницу собственного ока. Когда же он подрастет, то сам найдет дорогу к отчему дому!..»Тауке-хан не стал их обижать и согласился оставить им на воспитание двухлетнего Аблая. Да, видно, чрезмерная любовь, хуже благоразумной ненависти. Когда через пятнадцать лет султан Аблай появился в доме отца, Тауке-хан невольно вздрогнул. Сын его был смугл, скуласт, с большими, навыкате, овечьими глазами, в которых явственно читалось что-то нечеловеческое.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104