Но лишь на несколько дней. Мой муж, который теперь был полностью поглощен вещами, которых якобы не существовало, так встревожился, что даже пригласил врача. Тот дал мне питье, от которого меня затошнило пуще прежнего.Меня тошнило так долго, что к середине сентября даже Эрила перестала надо мной подтрунивать. Наверное, она испугалась, что я могу умереть. Иногда мне становилось до того плохо, что я бы с радостью приветствовала такой исход. Бесконечные страдания настроили меня на мрачный лад.– Я иногда думаю об этом ребенке… – призналась я ей как-то ночью, когда она сидела возле моей кровати, обмахивая меня веером, чтобы разогнать страшный зной, липший к моей коже горячим сырым одеялом.– Думаете что?– А вдруг моя тошнота – это наказание? Зловещий знак. Может быть, этот ребенок и впрямь от дьявола.Она расхохоталась:– Если так, то неужели вы и с ним успели наблудить в ту ночь?– Нет, Эрила, я серьезно. Ты…– Послушайте! Знаете, какая худшая беда могла бы с вами случиться? Ваша жизнь могла бы протекать тихо и мирно, так что вам не о чем было бы и вспомнить. Вы же притягиваете события, как собачий труп – мух. И, если только я не ошибаюсь, с вами так будет всегда. Это и беда ваша, и радость. А что касается ребенка от дьявола… Не смешите меня: если бы он захотел завести себе наследничка в этом городе, то нашел бы себе тысячу невест много достойнее вас.На той же неделе пришла навестить меня Плаутилла. Должно быть, весть о моем положении дошла до всех.– Ах, да ты только погляди на себя! Выглядишь ужасно. С лица совсем спала. Впрочем, тебе же всегда нравилось быть в центре внимания. – Но сестра обняла меня так крепко, что я почувствовала: она искренне беспокоится. Плаутилла снова была беременна и ела за двоих. – Бедняжка, – продолжала она. – Ну да ничего – скоро ты будешь попивать сладкие вина и лакомиться жареными голубями. А наш повар пришлет тебе рецепт очень вкусного сливового соуса.Я почувствовала во рту омерзительную слюну и, помня о своей поразительной меткости в последнее время, задумалась, стошнит ли меня ей прямо на колени или только на башмаки.– Как поживает Иллюмината? – спросила я, чтобы отвлечься от таких неуместных мыслей.– О, ей отлично живется в деревне.– Ты по ней не скучаешь?– Я ездила к ней в августе. Но там ей гораздо лучше, чем было бы здесь, в городской пыли и духоте. Ты даже не представляешь, сколько детей сейчас гибнет от жары. Все улицы заполнены крошечными гробиками.– Ты виделась с братьями?– Ты не знаешь? Лука теперь начальник отряда.– А что это значит? Она пожала плечами:– Понятия не имею. Но у него под началом три дюжины «ангелов», и он даже лично встречался с Монахом.– Я знала, что уж кто-нибудь из нашей семьи непременно пробьется к власти, – заметила я. – А Томмазо?– Ах, Томмазо! А ты разве не слышала? Я покачала головой:– Мне нездоровилось.– Он болен.– Не забеременел, надеюсь, – сказала я сладким голоском.– Ах, Алессандра! – И Плаутилла залилась таким смехом, что у нее щеки запрыгали. Мне бы таких запасов жира на много недель хватило, подумала я. Нахохотавшись, она вздохнула. – На самом деле, говоря, что он болен, я имею в виду… – она понизила голос до шепота, – у него язвы.– Ах, вот как?– Именно так. Да ты бы видела его теперь! Он весь покрыт язвами. Бр-р! Он заперся дома и ни с кем не разговаривает.Тут, могу поклясться, впервые за последние два месяца я почувствовала себя немного лучше.– А где, любопытно, он их подхватил? Сестра опустила глаза:– А ты не слышала сплетен?– Нет, – ответила я.– Про него?– И что же про него говорят?– Ой, мне даже стыдно пересказывать. Ну, скажу лишь, что тем, кого обвиняют в таком же грехе, после пыток отрезают носы и сдирают кожу со спины. Ты можешь поверить в подобное?– Что ж, – вздохнула я, – наверное, грехи должны существовать, иначе Богу не за что было бы даровать людям прощение.– Бедная наша матушка! – сказала Плаутилла. – Представь себе, какой позор для нее. Она проводит несколько месяцев в деревне, нянчится с отцом, выхаживает его, а потом возвращается домой и узнает, что ее родной сын… Что ж, можно лишь возблагодарить Бога за то, что хоть кто-то в нашей семье живет праведно.– Верно. Возблагодарим Бога.– А ты разве не рада, что идешь теперь правильным путем?– Рада от всего сердца, – кротко ответила я. – А когда матушка вернулась?В тот же день я отправила Эрилу к матери с просьбой навестить меня. Наша размолвка длилась уже долго, и какова бы ни была истина – знала она правду о моем муже или нет, – теперь я нуждалась в ее здравомыслии. А о том, что она может принести мне какие-то вести о художнике, клянусь, я подумала лишь позже.Я постаралась подготовиться к ее визиту. Эрила одела меня. Я велела ей поставить два стула в скульптурной галерее. Ветерок обдувал это просторное помещение, и я подумала, что она должна оценить прохладную красоту камня посреди знойного пекла. Мне вспомнился день, когда мы с ней сидели у меня в спальне и говорили о моем замужестве. Тогда тоже стояла жара, хоть и не такая страшная.Эрила провела ее в галерею, и, встретившись, мы долго глядели друг на друга. Она постарела за те месяцы, что мы не виделись. Ее некогда безупречно прямая спина начала чуть заметно горбиться, и хотя мать по-прежнему оставалась красивой женщиной, мне показалось, что в глазах у нее немного потускнел прежний огонек.– На каком ты месяце? – спросила мать, и я поняла, что мой вид потряс ее.– Последние месячные были у меня в начале июля.– Одиннадцать недель. О! Ты пробовала мандрагору с семенами?– Э… нет. Это, пожалуй, единственное, чего я не пробовала.– Отправь за ней Эрилу. Я сама приготовлю тебе напиток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123