Детство, проведенное в уединенности Сомана, нашло отражение во взрослых фантазиях Ла-Коста. Осенью 1785 года Сад свяжет детские зимы Сомана с зимним заключением в горном районе Миолана и сезонными развлечениями в Ла-Косте. Эта смесь воспоминаний и фантазий породит «120 дней Содома», герои которого вместе со своими рабынями запирались в горной крепости Силлинг, где с ноября по февраль у них длился сезон наслаждения и жестокости. В сердце горной крепости имелась огромная зала — дань домашнему театру в Ла-Косте. Ее увешанные зеркалами альковы и колонны, широкие диваны с мягкими подушками и трон, участие зрителей в драме — все это придавало эксцентричному действию театральный блеск.
Несмотря на приложенные мадам де Монтрей усилия, в мае 1775 года Брюни д'Антрекасто, председатель суда в Экс-ан-Провансе, известил семью Садов о том, что хозяин Ла-Коста обвиняется в похищении юных особ из Лиона, где против него возбуждено уголовное дело. Кроме пяти девушек и Нанон, маркиз, по-видимому, использовал также горничную Рене-Пелажи, Готон, дочь швейцарского протестанта. Еще у него в услужении находился мальчик, которого он нанял в качестве секретаря. В мире, созданном им в «120 днях Содома», каждый из героев имел жену и гарем, что является доказательством того, что в те зимние месяцы Рене-Пелажи явно присутствовала в Ла-Косте и была соучастницей скандала «Скандала маленьких девочек».
Сад дал объяснение человеческим останкам, захороненным на территории замка. Во время путешествия, происходившего за год до описываемых событий, когда маркиз старался держаться как можно дальше от Ла-Коста, он заезжал в Бордо, где познакомился с танцовщицей, Ле План, которая затем вернулась в Марсель и поступила в местный театр. Визит в Бордо, как в 1785 году вспоминал Сад, оказался весьма богатым на события. Тогда же он обнаружил двух шпионок мадам де Монтрей и устроил им отменную порку. Еще одна шпионка в Бордо, названная им шлюхой, удостоилась его внимания, когда он «высек ее, дабы научить хорошим манерам и поведению».
Танцовщица Ле План, проявив довольно извращенный вкус, также осталась вместе с другими на зиму в Ла-Косте. Ей доставляло удовольствие использовать в качестве украшений человеческие кости, и она привезла их с собой из Марселя. В конце концов, решили избавиться от этих ужасных предметов, закопав их в саду. Что касается остальных девушек, то среди них находилась некая Розет из Монпелье. Пробыв с ними несколько месяцев, она попросила разрешения уехать. Увез ее приятель, работавший плотником в родном городе девушки. Еще была там некая Аделаида, остававшаяся с ними до того момента, когда мадам де Монтрей начала разбираться с зимними развлечениями зятя.
Неприятными последствиями работы горничных в Ла-Косте, как намекнула мадам де Монтрей аббату де Саду, стали беременность, бичевание и содомия. Захлебывающейся радости героев «120 дней Содома» пришлось омрачиться банальностями обыденной жизни в Ла-Косте. Нанон забеременела, хотя искренне утверждала, что обязана этим собственному мужу. Кроме того, две служанки просто сбежали, что для вымышленного мира крепости Силлинг являлось совершенно недопустимым. Стены Ла-Коста не могли удержать решительно настроенных молодых женщин. Как бы то ни было, с восточной стороны замка имелся открытый двор с подъездной дорогой и двумя воротами. Имея на себе следы последних мучений, беглянки прибыли — одна в Соман, вторая — в Кадрусс. Их родители начали судебное преследование Сада. В Ла-Кост пригласили семью секретаря, и те увезли парня домой.
Из всех персонажей, занятых в драме, разыгравшейся той зимой в Ла-Косте, десять лет спустя на страницах «120 дней Содома» появилась только Аделаида, представшая в образе дочери склонного к инцесту президента де Курваля, который в начале романа выдает ее замуж за банкира Дюрсе. Ее портрет и поведение дают представление о зимних развлечениях гарема Сада.
«Двадцати лет, маленькая и стройная, хрупкого, изящного телосложения с прекрасными светлыми волосами, она выглядела идеальным объектом для картины. В ней угадывалось нечто интригующее, некий ореол чувственности, исходивший от каждого ее члена и делавший ее настоящей героиней романа. Голубые глаза казались необычайно большими и одновременно отражали нежность и скромность. Брови — длинные, узкие и хорошо очерченные — служили достойным украшением ее лба, не очень высокого, но столь благородного, что его смело можно было бы назвать храмом благопристойности. Она имела довольно узкий нос, несколько напоминающий по форме орлиный, узкие, но очерченные яркой красной каймой губы и довольно большой рот, несколько портивший столь безукоризненный небесный облик… Груди у нее были такие маленькие, что едва могли заполнить пространство охватывающей ладони, но совершенной круглой формы, очень твердые и хорошо стоящие. Они в значительной степени напоминали два маленьких яблока, принесенных шаловливым Купидоном из сада своей матери…
Живот гладок, как атлас. Восхищенное внимание неизменно привлекал небольшой холмик, едва покрытый светлым пухом, будто специально придуманный, чтобы служить перистилем храма Венеры. Вход в это святилище был настолько плотен, что, не исторгнув из нее крика, туда нельзя было даже вставить палец. Однако, благодаря президенту, бедное юное существо утратило девственность почти десять лет назад. В этом состоит ее правда здесь, но есть и другая сторона, которую еще предстоит обследовать. Как привлекал второй ее храм, какие сулил наслаждения, этот крутой изгиб спины, эта форма задних щек такой белизны и румянца!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137