Те, кто встречались с ним в Шарантоне, считали, что перед ними — настоящий Сад. Автор же «Жюстины», все равной какой из версий, а также «Жюльетты», так и не нашелся.
Собрав в доме для умалишенных хорошо подобранную библиотеку, маркиз обратился к написанию исторических произведений. Результат получился несколько пресноватым и без всяких признаков порнографии. К этому времени он, вероятно, понял, что его рукопись «120 дней Содома» либо безвозвратно погибла в Бастилии, в стене которой была спрятана, либо предана огню рукой Рене-Пелажи, непристойными. Находясь в Шарантоне, Сад принялся вынашивать план нового произведения подобного сорта. Но это не было повторением самого себя, а лишь попыткой восстановить утраченное.
Весной 1806 года маркиз снова приступил к художественному воплощению на бумаге наиболее темных творений своего ума. Во-первых, он признал «Жюстину» своим детищем и потом, словно, опасаясь утери своих ранних произведений, занялся спасением фрагментов из нее и персонажей. Все это Сад разбавил новым материалом, создав повествование чудовищного объема. Работа эта, по его собственному замечанию, заняла у него тринадцать месяцев. Когда произведение, занимавшее около сотни тетрадей, оказалось закончено, он назвал его «Дни Флорбель, или Разоблаченная Природа». В основную ткань повествования вписывались две повести, рассказанные главными действующими лицами, — «Мемуары аббата де Модоза» и «Приключения Эмилии де Вольнанж». Для главных приключения в замке Флорбель маркиз оживил персонажи, принимавшие участие в «Философии в будуаре». Мадам де Мистиваль он обрек на пытки и казнь (которую даже не посмел описать), в то время как ее дочь, пятнадцатилетняя Эжени, с удовольствием предавалась всем формам сексуальных отклонений. Появились эпизоды, окрашенные новой даже для пера Сада экстравагантностью. Речь идет об описании сражения нагих женщин с дикими животными, похожем на римские представления.
В июне 1807 года, вскоре после завершения работы над романом, полиция обыскала комнату маркиза в Шарантоне и изъяла ряд рукописей, включая «Дни Флорбель», на том основании, что они являются богохульными и непристойными. Исписанные тетради пополнили коллекцию собраний садовских манускриптов, хранившихся в полицейском участке, некоторые из которых находились там со времен обыска помещений конторы Массе в 1801 году. Свои конфискованные бумаги Сад больше не видел. После смерти его дела улаживал младший сын, Донатьен-Клод-Арман. Этот молодой человек, желая восстановить доброе имя семьи, отправился к министру юстиции и попросил, чтобы все рукописи типа «Дней Флорбель» подверглась сожжению. Власти с предложением согласились, и тетради в присутствии молодого, исполненного рвения аристократа оказались преданы огню. Та же судьбы постигла и некоторые другие рукописи Сада, обнаруженные Донатьеном-Клодом-Арманом в хранилище Королевской библиотеки, ставшей впоследствии Национальной.
Шестидесятисемилетний заключенный Шарантона, возмущенный таким вмешательством в жизнь литератора, мог, сколько угодно, рвать и метать, но в его положении противодействовать полиции не имелось возможности. Более того, он почти не сомневался, что обыски в его комнате осуществлялись с одобрения семьи. Ему так и не предоставится шанс завершить, не говоря уже опубликовать, произведение, подобное «Дням Флорбель». В полиции были убеждены, что сочинительством он занимается не ради собственного развлечения, а с дальним прицелом — тайно вынести роман из Шарантона. С помощью Констанц это не представляло труда. Потом его можно бы переправить в Германию и издать в Лейпциге. Если бы этот план удался, книги потом наводнили бы Францию и вместе с оставшимися немногочисленными экземплярами «Жюльетты» и «Жюстины», избежавшими конфискации, умножили бы количество непристойных томов Сада. Его семья в попытке предотвратить подобное литературное безобразие проявляла не меньше рвения, чем полиция.
С другой стороны, официально никто не запрещал писать безобидные романы и публиковать, если, конечно, найдется издатель, желающий напечатать их. Такая работа, во всяком случае, занимая мысли маркиза, обеспечивала ему активный образ жизни, что плодотворно сказывалось на психическом состоянии. Его семья не возражала, чтобы голодающий автор произведений вольного содержания девяностых годов восемнадцатого века превратился в писаку от литературы нового века. Конфискация и практическое уничтожение «Дней Флорбеля» знаменовали конец карьеры либертена. Однако случилось так, что последней тетради удалось избежать огня. Ее стащил один благодушный полицейский, желавший преподнести рукопись в качестве подарка другу, как сувенир от «чудовища» Шарантона. В ней содержались записи Сада по роману. Этого оказалось достаточно, чтобы получить представление о плане повествования, его персонажах и главных событиях.
Опекунам маркиза на какое-то время удалось утихомирить его. Он всегда ощущал в себе любопытство к старине, что проявилось еще после скандала с Роз Келлер, когда Сад отправился в Дижон и часть лета посвятил изучению бургундских архивов. С годами, особенно после семидесяти, его интерес к историческим события стал еще сильнее. Уже осенью 1807 года, после конфискации рукописей, маркиз приступил к составлению плана исторического произведения. Им стала «Маркиза де Ганж», увидевшая свет в 1813 году без каких-либо поправок. Роман основывался на истории, имевшей место в действительности в середине семнадцатого века, в молодые годы короля Людовика XIV.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137