– О какой день! – простонал старик со слезами на глазах, обнимая вошедшего. Цетег презирал всякую слабость и потому холодно ответил:
– Очень важный день: он требует силы и самообладания.
– Совершенно верно, патриций, привет тебе! – обратилась к нему княгиня и, отстраняя от себя сына, протянула римлянину руку. – Ты говоришь, как римлянин. Кассиодор советует мне предложить тебе очень важную должность. И хотя его совета было бы для меня совершенно достаточно, но я тем охотнее следую ему, что давно уже знаю тебя сама: ведь это ты перевел на греческий язык две песни «Энеиды».
– О королева, – улыбаясь, ответил Цетег, – не вспоминай о них: я понял, как плох мой перевод, когда прочел перевод этих же песен, сделанный Туллией.
Туллия – было вымышленное имя, которое подписала Амаласунта под своим переводом. Цетег знал это, но княгиня не подозревала, что ему это известно, и поверила его лести.
– Но перейдем к делу, – начала она, очень благосклонно глядя на римлянина. – Ты знаешь, в каком мы положении. Мгновения жизни моего отца сочтены. Аталарих – его наследник, а до его совершеннолетия я буду его опекуншей, блюстителем престола.
– И готы, и римляне уже давно знают, что такова воля короля, и признали мудрость его распоряжения, – заметил Цетег.
– Да, они признали. Но толпа изменчива, грубые люди презирают владычество женщин. Впрочем, в общем я полагаюсь на верность готов. Я даже не боюсь латинян, которые живут здесь, в Равенне, и в других провинциальных городах. Меня страшит только Рим и римляне.
Цетег насторожился, но ни один мускул в лице его не дрогнул.
– Никогда римляне не примирятся с владычеством готов. Да ведь иначе и быть не может, – со вздохом заметила княгиня. – И мы боимся, что, когда известие о смерти короля дойдет до них, они откажутся признать меня правительницей. В виду этого Кассиодор советует окончить это дело раньше, чем они узнают о смерти моего отца. Для этого мне нужен решительный и верный человек, который немедленно занял бы войсками все главные ворота и площади в городе, угрозой вынудил бы у сената и патрициев клятву верности мне, то есть моему сыну, и привлек бы на мою сторону народ. Таким образом, прежде чем до него дойдет весть о смерти короля, опасность возмущения будет устранена. И Кассиодор указал на тебя, как на человека, который может исполнить это. Согласен ли ты?
Сотни вопросов, как молнии, промелькнули в голове римлянина при этом предложении. Уж не открыт ли заговор в катакомбах? Не сделан ли донос на него? Не расставляет ли эта хитрая женщина ему ловушку? Или эти готы действительно так слепы, что предлагают это место именно ему? И как же поступить теперь? Воспользоваться случаем и сбросить владычество готов? Но кто же в таком случае получит власть над Римом? Византийский император или кто-либо среди римлян? И в последнем случае кто именно? Или разыграть пока роль верноподданного, чтобы выждать?
Для решения было не больше минуты, но его острому уму и не требовалось много времени. Глубоко поклонившись княгине, он ответил:
– Королева, я – римлянин, и не рад господству варваров – извини, готов – в Риме. Вот почему уже десять лет я не принимаю никакого участия в государственных делах. Но тебя я не считаю варваркой: ты принадлежишь готам только по происхождению, по уму же ты – гречанка, а по добродетелям – римлянка. Поэтому принимаю твое предложение и своею головой ручаюсь тебе за верность Рима.
– Я очень рада, – сказала княгиня. – Вот возьми документы, полномочия, которые тебе необходимы, и тотчас отправляйся в Рим. Цетег взял бумаги и начал просматривать их.
– Королева, – сказал он – это манифест молодого короля. Ты подписала бумагу, но его подписи нет.
– Аталарих, подпиши здесь твое имя, сын мой, – обратилась она к юноше, протягивая ему документ.
Молодой наследник все время пристально всматривался в лицо Цетега. При обращении матери он быстро выпрямился и решительно ответил:
– Нет, я не подпишу. Не только потому, что я не доверяю ему, – да, гордый римлянин, я тебе не доверяю, – но еще и потому, что меня возмущает, что вы, не дождавшись даже минуты, когда мой великий дед закроет глаза, протягиваете уже руки к его короне. Стыдитесь такой бесчувственности!
И, повернувшись к ним спиной, он отошел к своей сестре и стал подле нее, обняв ее рукой.
Цетег вопросительно смотрел на княгиню.
– Оставь, – вздохнула она. – Уж если он не захочет чего-нибудь, то никакая сила в мире не принудит его.
Между тем, Матасунта рассеянно смотрела в окно и вдруг схватила своего брата за руку и быстро прошептала:
– Аталарих, кто этот мужчина в стальном шлеме, вон там у колонны подъезда? Видишь? Скажи, кто это?
– Где? – спросил Аталарих, выглядывая в окно. – А, это славный герой Витихис, победитель гепидов.
В эту минуту тяжелый занавес, закрывавший вход в комнату короля, поднялся и оттуда вышел грек-врач. Он сообщил, что после довольно продолжительного сна больной чувствует себя лучше и выслал его из комнаты, чтобы поговорить наедине с Гильдебрандом, который последние дни ни на миг не отходил от его постели.
Глава VI
Странное впечатление производила спальня короля: дворец был построен еще римскими императорами и отличался великолепием. И эта комната также была отделана с замечательной роскошью: пол мраморный, стены прекрасно разрисованы, с потолка спускались, точно витая в воздухе, языческие боги. Мебель же поражала грубой простотой. Кровать, на которой лежал умирающий король, была простая деревянная, и только дорогое пурпуровое покрывало на ногах больного, да прекрасная львиная шкура перед постелью – подарок короля вандалов из Африки – указывали на королевское достоинство больного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20