– Вы забываете, господин Шумахер, – улыбнулся Девиер и полез за неизменной табакерочкой. – Я, например, бывший юнга, сирота, беженец, а сами вы? А вдруг сын плотника или крестьянин окажется способнее, чем все российское дворянство?
– Вы шутите! – вскричал Шумахер. – А вот взгляните, экселенц, что он пишет в проекте устава? «Учеников школы той отнюдь чтоб не драли и за уши не таскали, а токмо по постановлению педагогического совета за исключительные бы поступки розгою…» Да он же в педагогике прямой неук, этот ваш Нартов!
– Однако покойный император сего токаря неуком не признавал и многие дела наиважнейшие доверял. И ныне царствующая императрица…
– Покойный император, царство ему небесное, с сим токарем каждый день точил и привык к нему, как к своему человеку. Привыкаем же мы к своим лакеям, кучерам, но это не должно означать, что мы им дела государственные поручать станем. Он же сам, Нартов, рассказывал, что и горшки подавать малолетным принцессам ему доводилось!
– Ну-ну, господин библиотекариус, вы забываетесь! – Девиер захлопнул крышку черепаховой табакерки.
Шумахер понял, что зарвался, и в расстройстве чувств принялся пальцем накручивать локоны своего парика.
– А правда ли, – спросил Девиер, – вы заставляли иноземцев, выписанных сюда в качестве студентов, дрова пилить на вашей собственной усадьбе?
– Ложь, ложь! – поперхнулся Шумахер. – О, все это клевета!
– Ладно! – Девиер положил на стол тяжелую ладонь. – Я пришел не для того, чтобы разбираться в ваших распрях с господином Нартовым и иными. И о русских тоже советую поосторожнее, вы едите русский хлеб и русское золото получаете за службу, и немалое. Скажите лучше, что есть философский камень?
– Философский камень? – задумчиво отозвался Шумахер, а сам лихорадочно думал: кто донес, что донес?
– Не буду затруднять вас догадками, – сказал Девиер. – Меня интересует тот философский камень, который пропал у вас в Кунсткамере.
– Это все Тузов! – вскричал Шумахер, очки его блестели. – Это такой ворюга! Скажу вам, экселенц, вино, которое по царскому указу выдается посетителям, угощения ради, он его расхитил! На прошлой неделе пропала большая морская звезда…
– Постойте, разберемся, – прервал его Девиер. – Я только что допрашивал Тузова. Он весьма логично ответствует: первым о пропаже камня должен был заявить в полицию владелец, следующим – вы, как куратор Кунсткамеры. А его, Тузова, будто бы вы честным словом обязали в течение семи дней о пропаже молчать… Как это понимать?
Шумахер говорил беспрерывно, но речь его состояла из потока латинских, немецких и русских цитат и выражений. Девиер, умевший объясняться на языке всех игорных домов Старого и Нового Света, ничего понять не мог.
– Давайте по порядку, – вновь остановил его Девиер. – Да вы садитесь, Иван Данилович, что вы на ногах да на ногах! Я же не расследовать дела Кунсткамеры пришел, меня заботит другое.
Генерал-полицеймейстер, когда хотел, мог расположить к себе любого человека.
– Скажите, ученейший Иван Данилович, скажите мне без утайки, что есть сей философский камень, каковы его таинственные свойства?
Шумахер принялся рассказывать на сей раз весьма внятно, а Девиер, занявшийся вновь своей табакерочкой, отмечал при упоминании каждого из трансцендентных достоинств камня:
– Возвращает молодость старикам? Так-так! Власть земную возвышает? Преотлично!
Но Шумахер закончил рассказ сообщением, что он не полномочен всех тайн сего камня раскрывать, и поклонился в сторону Девиера.
– А кто же полномочен?
– Академический капитул! Сиречь ученое собрание академикусов!
– Так-так. А в прошлом году, когда вы, преученейший библиотекариус, привозили из Европы пресловутый перпетуй мобиль, то бишь вечный двигатель, вы, помнится, капитул не собирали?
Шумахер склонил голову в гнедом своем пышном парике.
– Хорошо. Тогда такой вопрос: кто же владелец сего таинственного камня?
Шумахер приободрился, потому что из раскрытого окна стали доноситься соблазнительные запахи кухни. Он рассказал, что не далее как вчера в Кунсткамеру был доставлен чудеснейший монстр – диковинка природы, рыба-сазан куриознейший, а длиною в осьмнадцать вершков!
Он распростер руки елико возможно.
– Как раз сегодня сазан сей зажарен, и академический капитул просит господина генерал-полицеймейстера оказать честь. Присутствовать и принять участие в дегустации, в ученом апробировании физиологической плоти рыбы сей…
– Так кто же, скажите мне, владелец того философского камня? – терпеливо повторил вопрос Девиер.
Шумахер достал с верхней полки лейденскую банку и стал живописно повествовать о совершенно необычайных свойствах недавно открытого электричества, которые удивительно напоминают…
– Морра фуэнтес! – прорычал Девиер. – Кто у вас такой есть Рафалович?
Библиотекариус будто споткнулся на всем скаку.
– Да, да, – подтвердил Девиер, потряхивая табакерочкой. – Кто у вас такой Рафалович?
И сладкое лицо библиотекариуса озарилось новым приступом вдохновения. О, Рафалович! Это ученейший муж, пир эрудиссимус! Это исключительный знаток черной и белой магии! Вся Сорбонна не хотела его отпускать в Россию. Одних взяток пришлось раздать сорок тысяч червонцев.
– Про взятки бы молчали в присутствии чина полиции! – мрачно сказал Девиер. – Граф Бруччи де Рафалович? Чей у него графский титул? Цесарского двора? Многовато в Санктпетербурге развелось графов и маркиз различных, придется полиции ими заняться.
9
– Вот видите? – смеялся генерал-полицеймейстер. – Ни на один мой вопрос вы, господин библиотекариус, по существу не смогли ответить… А еще ученейший муж, говорят, вы тут только и занимаетесь, что друг другу экзамены устраиваете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80