Каждый удар его сердца раздавался в пустоте — пустоте одиночества.В погоню за Чистой Водой он повел целый отряд воинов. Все время, пока длилось бесплодное преследование, неуверенность, читавшаяся в их глазах, не давала ему покоя. По ночам они перешептывались между собой: кража Волчьей Котомки лишила их боевого духа. На лице каждого воина отражалась овладевшая им тревога: «Волчья Котомка покинула Племя Красной Руки! И прогнал ее тот, кто сейчас ведет нас в погоню. И этот же человек, Кровавый Медведь, убил Человека Духа. Он, и никто другой, разрушил Силу Племени».Разумеется, им не удалось найти беглецов. Огня в их душах не было. Один за другим воины потихоньку уходили ночью, возвращаясь домой, чтобы рассказать о неудаче, о поражении. Чистая Вода унесла с собой душу Красной Руки.— Я найду ее, — клятвенно пообещал Кровавый Медведь. — В конце концов я непременно отыщу Волчью Котомку. И тогда я вернусь назад. Ты слышишь, Племя? Я вернусь к Красной Руке… и принесу с собой душу, которую похитили Чистая Вода и Два Дыма.Он не сделает ни шагу назад, пока не достигнет своей цели. Ему было страшно при одной мысли о том, как люди посмотрят на него, если он вернется с пустыми руками. Этих взглядов человек не мог вынести.Запрокинув голову, Кровавый Медведь взглянул на бескрайний простор синего неба. Он встал и поднял кверху сжатый кулак. Глядя прямо на ослепительный солнечный круг, он поклялся:— Всей моей кровью и всей моей душой умоляю, снизойди к моей нужде. Дай мне Волчью Котомку! Подай мне знак… научи, как отыскать ее. Сделай это, Вышний Мудрец, и я буду смирен и покорен тебе. Услышь меня. Услышь мою мольбу. Я готов отдать жизнь за Волчью Котомку! Я готов отдать за нее все, что мне дорого!Наступила внезапная тишина. Ветер прекратился, замолкло стрекотание кузнечиков в зарослях шалфея. Безмолвие не нарушала даже песня лугового трупиала.— Услышь меня! — произнес он еще раз, невольно прикрывая веки под лучами ослепительного света.Из своей сумы он достал острый кремневый нож. Присев на корточки, он положил левую руку на круглый камень и на мгновение опустил глаза вниз — только чтобы успеть приставить острое лезвие к последнему суставу мизинца.Боль оказалась достаточно сильной, чтобы он убедился: его жертва — настоящая. Ощутив теплую кровь на лезвии и рукоятке, он весь задрожал от возбуждения и принялся беспощадно перепиливать связки и хрящ. Его лицо сохраняло выражение непреклонной решимости, застыв в неподвижности, будто опаленное ударом молнии дерево.Перерезав последние лохмотья кожи, он взял правой рукой кусочек своей плоти с окровавленного камня и поднял его к небу, не обращая внимания на боль:— Я приношу в жертву часть моего тела! Я поклоняюсь тебе моей плотью! Возьми в обмен, что хочешь, но дай мне Волчью Котомку!Он изо всех сил швырнул вверх отрезанный кусочек пальца, потерявшийся из виду в ослепительных лучах солнца.На мгновение он пошатнулся, в глазах у него помутилось. Лучи солнца, пронизывая выступившие слезы, превращались в маленькие радуги. На какой-то миг ему показалось, что возникший образ похож на мужчину, светящегося мужчину, смотревшего на него с высоты и обдумывавшего его слова. Кровавый Медведь закрыл глаза: образ Человека Солнца светился и в темноте под плотно сжатыми веками Слезы текли ручьями по щекам Кровавого Медведя; он открыл глаза и не увидел ничего, кроме беспощадно сверкавшего солнца.Легкое дуновение ветерка высушило следы слез на его щеках. В полуденном воздухе раздалось стрекотание кузнечика. Какая-то птица запела в шалфее почти что у него под ногами.Услышал ли его Мир Духа? Изменилось ли что-нибудь наконец после долгих лет, которые казались одной непрерывной насмешкой над ним? Он услышал слабый звук: это кровь капала на его мокасины. Опустив глаза, он тупо уставился на пульсирующий болью палец.Неужели действительно что-то изменилось? Или же это лишь так показалось ему?Сколько он ни искал потом вокруг, найти отрезанный кусочек пальца ему не удалось.
Боль… боль… боль…Таким несчастным и оскорбленным Два Дыма не чувствовал себя с того далекого, далекого дня. Восемь долгих лет прошли с тех пор, как он и Чистая Вода бежали от Кровавого Медведя и Племени Красной Руки. А теперь его душа съежилась, будто ее жег огонь.В другом углу вигвама спал Маленький Танцор. С его губ время от времени срывались неясные звуки, вызванные беспокойными снами. Да, у него было знание. Родившись под Волчьей Котомкой, Маленький Танцор понимал, как ужасно то, что произошло. Сила его матери жила в нем — явно и настойчиво, непрерывно требуя выхода.— А я ведь дал обет Волчьей Котомке, — прошептал Два Дыма.Он почтительно поглаживал священную котомку, мучительно переживая оскорбление, которое было нанесено святыне, порученной его заботам, страшась возмездия, которое — он в этом не сомневался — уже приближалось. Он чувствовал его тяжкий шаг, наполнявший тяжелым ужасом неподвижный воздух, будто надвигающаяся буря.А ведь он в ответе за это! Он устало прикрыл глаза, вспомнив, как Танцующая Олениха швырнула своего младенца на острые камни горной террасы. Один ребенок спасен, один ребенок отнят. Но конец ли это? Не потребует ли оскорбленная Волчья Котомка еще чего-нибудь в удовлетворение за нанесенную обиду? Какого-нибудь ужасного возмездия за его неспособность защитить ее?Прошлый раз его нога была искалечена, а Чистая Вода лишилась жизни — все из-за его никчемности и неумения!Он принялся вспоминать этот день, минувший восемь лет тому назад, возобновляя горе в груди…
Бердаче да Женщина Духа — где уж им вдвоем было приниматься за устройство западни!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172