Цапля кивнула:— Я не хочу ранить тебя… Ее любовь — это твое бремя.— Бремя? — удивился он. — Да это мое единственное утешение.— Думаю, скоро ты будешь смотреть на это иначе.— Разве сама ты никогда не любила? А твой Медвежий Охотник? — выпалил он и тут же пожалел о сказанном.Она задумчиво поглядела на него и, немного помолчав, ответила:— Да, любила. Все бы для него отдала. Хотела убить Обрубленную Ветвь, когда она увела его от меня.— Почему же ты не вернулась? И… да ведь с твоей красотой ты бы могла найти себе любого… любой мужчина согласился бы поселиться здесь с тобой.Она покачала головой и вздохнула:— Нет, никаких мужчин. — Поглядев на небо, она безмолвно пошевелила губами, а потом произнесла:— Волчий Сновидец, ты должен это знать. Сны — настоящие Сны — не оставляют места для любви. Когда мужчина и женщина вдвоем, они — часть друг друга. Радости и беды другого становятся твоими. Рождаются дети. Этого не миновать. Дети требуют заботы — и больше уже ни на что не остается сил. Чтобы превратить дитя из звереныша в человеческое существо, нужна тяжкая работа. Дети не могут ждать, они требуют тебя сию минуту. И уж тут не до Снов, коли ребенок хочет есть, или задает вопрос, или порезался острым камешком.— Потому ты так и осталась здесь?— Потому и осталась. Ни мужчин, ни забот. Здесь я наедине с моими мыслями и Снами. Я решила это, когда Медвежий Охотник сошелся с Обрубленной Ветвью. — Она грустно улыбнулась:— Тогда мне было очень трудно, ведь я была молодая. Я не хотела больше видеть его… и ее.— А теперь она здесь. Цапля встряхнула головой:— Это все было давно. Долгая Тьма много раз сменилась с тех пор, как он умер. И я, и Обрубленная Ветвь — мы обе изменились. И еще — она привела ко мне другого человека. Который для меня поважней всех любовников, что были у меня и могли бы быть. Гадать-то можно сколько угодно, что бы случилось, если бы да кабы… Но на самом-то деле все это было предопределено. Может, ты позвал меня еще тогда, до своего рождения.Он нахмурился и поднялся на камень рядом с ней.— А ты уверена, что это я был в твоем Сне? Она вздохнула всей грудью:— Ты сейчас важен для Народа, как никто. Может, мы все умрем, если ты не найдешь этот проход в Великом Леднике.Беспокойство охватило его. Ерзая на щербатом камне, он спросил:— А как же быть с Пляшущей Лисой? Она занимает все мои мысли. Я не могу сосредото….— Тебе выбирать, Волчий Сновидец. — Ее карие глаза были непроницаемы. — Тебе дано многое. Дар твой могуч. Я вижу, как ты меняешься. Того человека, которого она помнит, больше нет. Когда вы встретитесь, она тебя не узнает. Поймет ли она, в чем дело? И захочешь ли ты сам вернуться к тому, что было до Снов?— Скажи мне ты. Ты прошла через это.— У меня нет для тебя готового ответа, но видеть Сон — это все равно что наесться священной травы. Один раз попробуешь — и уже не отвыкнешь. Это наполняет тебя, ведет тебя, правит тобой…— Всегда? И не будет времени даже… Он нахмурился и погрузился в раздумья.— Тяжелая цена за…— Страшная цена!Он сидел упершись в колено подбородком и не мигая глядел в ее полные печали глаза. Седые мокрые космы спадали ей на грудь. Она печально улыбалась.— Стоит ли этого спасение Народа? 27 Побеги молодых берез и ив проглядывали сквозь горячий пар, поднимавшийся от ключей, и тянулись в ярко-синее небо. Желтовато-зеленые лишайники, облепившие прибрежные камни, блестели в золотых лучах солнца.Волчий Сновидец отбросил со лба потные пряди волос. Лицо его тоже блестело от пота. Он с любопытством глядел на Обрубленную Ветвь, давившую плоским камнем высушенные тела земляных белок. Полученный таким образом порошок она смешивала с давленными ягодами и все это запихивала горстями в кишку карибу, то и дело подливая туда горячего жира. Она все заталкивала прутиком эту смесь в кишку, пока та не наполнилась.А его одолевали тревожные раздумья. Они опять охотились, погружаясь в Сон и вызывая карибу. И в это мгновение ему показалось, что он слышит какой-то отзвук голоса Единого. Но вправду ли это было? Не почудилось ли ему? Он услышал сзади шаги ступающей по камням Цапли и, повернувшись, улыбнулся ей.— Идем, — сказала она, приглашая его в свою пещеру. Она кинула ему новый плащ из отлично выделанной кожи; он успел поймать его на лету.— Мухи улетают Мороз спугнул их. Сколько дней ты не ел?— Три.— Продолжай. Еще по меньшей мере один день. Вспоминай Танец. Погружайся в Сон.Он накинул плащ и опустил глаза. Он боялся смотреть на нее.— В этот раз я все время сам вызывал их, правда? Она задумчиво поглядела на него:— Я ничего не делала. Ты позвал их. Они пришли. На зиму нам мяса хватит. И жира для холодов тоже.— Мне показалось… — Он замялся. А вдруг это была ошибка и она засмеет его?— Что?— Было мгновение, когда мне показалось, что я слышу дыхание Единого.— Как это звучало?— Собственно… это никак не звучало. Она криво улыбнулась:— Тогда, может быть, ты и впрямь слышал это. То, что мы называем «голосом», есть и у животных. Но разве там, в глубине, существует что-то подобное? — Глаза ее затуманились, и она отослала его прочь движением руки. — Иди и погрузись в Сон. Думай об этом. О том, что ты услышал.С нелегким сердцем вышел он на свет и направился на запад, в сторону заледенелых горных вершин. Она всегда так делала, заставляя его самого разбираться в том, что было действительно важно… и не имело простого ответа. Действительно ли олени пришли на его зов? Слышал ли он на самом деле голос Единого, голос Единой Жизни? Или они просто случайно забрели в его ловушку? Где истина?В этом году чумы выглядели невзрачно — они разрушились, износились, и с наступлением лета их едва подлатали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148