А Белая Шкура, оставленная за спиной, все томила и тянула к себе. «Что если я недостоин? — спрашивал он себя. — Вдруг придет волк и сожрет ее? Что если Белая Шкура думает, что я ее бросил?»Он хищно смотрел на старого оленя, забежавшего в теснину между двумя каменными скалами. Вороний Ловчий рассчитал направление удара. Сейчас он кинет тяжелый камень — и оленю конец… Обычно такие намытые водой долины кончаются тупиком, забитым крупными камнями.А что если Белая Шкура действует ему во вред? Если она была вражеской уловкой — чтобы опозорить его, обесчестить? Сила испарилась — покинула его. Пляшущая Лиса никогда не будет ему принадлежать. Он никогда не встанет во главе Народа. Они засмеют его: вот человек, отрекшийся от власти, потому что не вынес голода!Долго смотрел он на старого оленя, идущего по тропе. Его тело сотрясалось в голодных конвульсиях. Он воображал себе жирное мясо, теплую печень, красную кровь…Страх за Белую Шкуру все больше жег его. Что если, пока он стоит здесь и думает о том, чтобы набить желудок, волк уже гложет мягкую Шкуру? Что если какой-нибудь медведь нашел ее и рвет на части? Он содрогнулся, поглядев на оленя, снова исчезнувшего в глубине теснины.Тяжелой поступью пошел Вороний Ловчий обратно по тропе.— Шкура сохранит меня, — шептал он. — Белая Шкура — это моя Сила. Пока со мной Белая Шкура — со мной ничего не случится. Это Сила — и это моя судьба.Он на дрожащих ногах побежал вперед, желая убедиться, что Шкура в целости и сохранности. Поскользнувшись, он поранил локоть, боль обожгла руку. Несколько мгновений он без движения лежал на земле.— Белая Шкура… — сжав зубы, прошептал он, усилием воли заставляя себя встать на ноги. Чувство уверенности вновь пришло к нему. Он не сводил глаз со снега, ища свои следы. Он упал, как оказалось, прямо в один из следов, оставленных Народом. Он выбрался из ямы и, с трудом повернувшись, побежал вперед. Истощенные ноги еле держали его.Найдя Шкуру, он радостно закричал и стал раскапывать засыпавший ее снег. Что-то шепча себе под нос, он гладил ее онемевшими пальцами. Это услаждало его, как близость с женщиной.— Ты цела… — повторял он. — Цела… цела… Я достоин тебя.Он не в силах был поднять на плечи свое священное ярмо. Разбитая рука не слушалась его. Боль пронзала все его тело. Он ничего не видел вокруг себя. Желудок сдавило от голода. Глубоко вздохнув, он взял себя в руки — и здоровой рукой взвалил Шкуру на одно плечо. Хрипя, он поднялся и, сгибаясь под тяжестью, чуть не падая, побрел вперед.— Сила, — шептал он, прижимаясь щекой к мягкой коже. — Душа и сердце Мамонтового Народа. Мое сокровище. Я — величайший воин в Народе. Вождь. Нет никого сильнее Вороньего Ловчего — великого Полукровки! Никого!На следующее утро — усталый, изможденный, с остекленевшими глазами — он добрался до Большого Ледника. Ветер бил ему в лицо, снеговые сугробы лежали вокруг. Рука мучительно болела, желудок бурлил. Он стоически отрезал и разжевал еще один кусочек кожи от своей одежды.— Прижмись ко мне ближе, — шептал он Шкуре. — Ближе… Пойдем сквозь Ледник… Сквозь Ледник… — Усталым движением он снова взвалил Шкуру на плечи и двинулся в гудящую тьму.Издающий Клич шутил, стараясь подбодрить соплеменников. Он похлопывал их по плечу, рассказывал забавные истории. Внезапно чадящий ивовый корень, освещавший им путь, задымился и погас. Пока огонь не зажегся вновь, ряды идущих охватило смятение. Большую часть пути они экономили горючие корни: приходилось привыкать к темноте.Время тянулось. Народу было слишком много, и шли они слишком медленно.— Ты, кажется, говорил «два дня»? — вполголоса бормотал Четыре Зуба.— Если идти маленьким отрядом — этого достаточно. А такой толпой… — Издающий Клич пожал плечами. — Все не так плохо. Пока мы не истратили и половины ивовых корней. Народ привыкает. Первый страх уже прошел.А призраки каким-то чудом затихли — как и обещал Волчий Сновидец.— Тебе-то, может, и не страшно. Ты здесь уже бывал. А все остальные…— Не беспокойся. У нас надежная защита. Они пошли дальше, и тут он заметил, что все расступились и уставились на что-то.Волчий Сновидец тихо сидел, держа в руках масляную лампу. Фитиль из мха, погруженный в заботливо припасенный жир, тускло горел. Сновидец рассеянно глядел, словно не видя окружающего смятения. Издающий Клич ободряюще похлопал по плечу Четыре Зуба и подошел к Волчьему Сновидцу:— Волчий Сновидец? Можешь ты вернуться к нам от Единого и поговорить со мной?Взгляд юноши вспыхнул — и медленно прояснился. Подняв глаза, Сновидец спросил:— Что?— Все в порядке. Все довольны. Но мы идем гораздо медленнее, чем я думал. Путь займет дня четыре, не меньше…— Это не важно. — Он улыбнулся. — Погляди на них: их души в порядке. Только вот Четыре Зуба мне жалко: он умирает.Издающий Клич вздрогнул и поглядел на старика, невозмутимо беседующего с Бизоньей Спиной.— Умирает? А мне кажется, что он совсем здоров…— В душе у него черное пятно.— Черное пятно? — Издающий Клич съежился от этих слов.Волчий Сновидец печально и загадочно улыбнулся:— По душе можно понять, что происходит с телом, в котором она обитает. Четыре Зуба здоров — и будет здоров. А потом его душа покинет тело. Особой боли он не почувствует. Просто отойдет…Издающий Клич растерянно провел ногтем по подбородку. Лучше бы он не подходил к Сновидцу и ничего не спрашивал!— Ну а с моей душой что? — нерешительно спросил он.Волчий Сновидец тихо усмехнулся:— Да, Издающий Клич, твоя душа выглядит хорошо. Смотри, чтобы и дальше так было.— Угу… да, я… я буду. — Издающий Клич поднял ногу, чувствуя камешки, попавшие сквозь прореху в его мокасин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148