— Конечно, твоя! Ты же с бою взял ее.
— Твоя! — подтвердил и Цецеи. — Седло и уздечка тоже твои.
— Тогда и деньги наши! — похвалился мальчик.
— Какие деньги?
— А которые в седле.
С коня сняли красивое седло с высокой лукой, обтянутой бархатом. Потрясли его — звенит. Нашли тайничок в луке, и оттуда посыпался золотой дождь.
— Ах, собаки его ешь! — с удивлением восклицал Цецеи. — Где уж мне теперь брать тебя в сыновья, лучше ты меня возьми в отцы… Мамаша, собирай деньги! — крикнул он матери мальчика.
От падающих на землю монет у крестьян даже в глазах помутилось. Бедняжке казалось, что ей снится сон.
— Это мое? — спросила она, запинаясь и глядя то на Цецеи, то на Добо, то на священника. — Это мое?
— Твое! — кивнул священник. — Господь дал твоему сыну.
Женщина хотела схватиться за фартук, да его не оказалось на ней. Кто-то дал ей свою шапку, и крестьянка дрожащими руками принялась собирать в нее золото.
Сын посмотрел на мать и вдруг сказал:
— Вы, матушка, хорошенько спрячьте, а то завтра они придут.
— Кто придет?
— Турки.
— Турки?
Мальчик кивнул в ответ.
— Я слышал, как турок сказал палачу.
— Палачу?
— Да цыганскому палачу.
— Сказал, что они придут сюда?
— Да. И отберут сокровища нашего барина. — И он указал на Цецеи.
— Мои сокровища? — Цецеи даже опешил.
Ребенок заморгал глазами.
— Еще они говорили про кованые сундуки — сказали, что их шесть штук.
— Тут дело не шуточное! — молвил Добо. — Пойдемте в дом.
Он взял парнишку за руку и повел с собой.
Мальчика расспрашивали, старались узнать все, что удержалось в его ребячьей головке.
— Говоришь, у него шрам на лице? И он смуглый? А какой шрам?
— Красная борозда от губ до самого уха.
Добо вскочил со стула.
— Морэ!
— Кому же быть другому! Мерзавец хочет удрать, потому и наводит на меня турка.
— А разве он знает сюда дорогу?
— Лет шесть назад нагрянул как-то сюда. Все у меня переворошили, унесли пятьдесят четыре форинта, золотой крестик моей жены и семь коров угнали.
Добо сердито зашагал по комнате.
— Отец, сколько у вас людей годятся к бою?
— Человек сорок, если всех принять в расчет.
— Мало. Отсюда до какого города ближе всего? До Печа? Да, но ведь там правит Янош Серечен, а он приверженец короля Яноша и наш враг.
— Бежать надо, бежать! — сказал Цецеи, замотав головой. — Бежать в лес, куда глаза глядят.
— Так ведь вся деревня не побежит! Неужто мы кинем деревню на произвол судьбы из-за стаи каких-то турок? Чтоб им пусто было! Когда надо защищаться от турок, то все мы — венгры, чьими бы сторонниками ни были.
Он вышел во двор и гаркнул:
— По коням! — И, уже вскочив в седло, договорил: — Отец, еду к Серечену. А вы тут поработайте до нашего возвращения. Полейте хорошенько все крыши. Пусть крестьяне сгонят сюда свой скот и сами соберутся у вас во дворе. Натаскайте к воротам камни и бочки, устройте заграждения. Женщины тоже пусть вооружаются косами, кирками, вилами. Я вернусь через два часа.
Добо кинул взгляд на светлеющее небо и умчался вместе со своими витязями.
8
Небольшая усадьба Цецеи была обнесена каменной стеной в человеческий рост, но стена, увы, сильно обветшала.
Еще до обеда вся деревня перебралась во двор барской усадьбы. Между узлами и грудами домашнего скарба сновали козы и свиньи, ковыляли утки, бегали куры и гоготали гуси. Возле сарая кто-то точил сабли, ножи и косы. Священник привязал себе к поясу широкую ржавую саблю, посреди двора выхватил ее из ножен, помахал ею и, довольный, сунул обратно в ножны.
Перед кухней несколько женщин варили еду в горшках и котлах.
На чердаке у Цецеи валялось штук шесть изгрызенных мышами луков со стрелами. Он роздал их старикам, которые сражались вместе с ним в войсках Дожи.
Добо вернулся к полудню. Он привел с собой только тридцать солдат-наемников, но и их крестьяне встретили с ликованием.
Добо обошел двор. Кое-где приказал поставить помосты, приступки и навалить камней. Одну половину ворот велел заложить. Затем призвал к себе весь вооруженный народ — пятьдесят один человек — и распределил их по разным участкам стены. Сам же вместе с десятью лучшими стрелками занял место возле ворот на помостах, составленных из бочек.
К обеим околицам деревни Добо отрядил двух трубачей. Они должны были возвестить о приближении неприятеля.
Ждать до вечера не пришлось.
В три часа дня у восточной околицы деревни раздался звук трубы, и несколько минут спустя послышался топот скакавших к усадьбе трубачей.
Цецеи оглянулся.
— Все на месте?
Недоставало только матери Герге. Бедная женщина пришла в смятение от доставшегося ей обилия золота и теперь где-то прятала, закапывала его. Оставить у Цецеи свое сокровище она не решалась — боялась, что турок отберет. Быть может, она ушла даже в лес, чтобы там схоронить свое богатство.
— Закрывай ворота! — распорядился Добо. — Притащите еще мешков, камней и бревен. Оставьте только такую щель, чтоб всадник мог проскочить.
Трубачи вернулись.
— Идут! — закричал один еще издали.
— А много их? — спросил Добо.
— Мы видели только передних.
— Тогда скачи обратно, — гаркнул Добо, — и посмотри, сколько их. Удрать успеешь, когда погонятся за тобой.
Печский наемник покраснел и, повернув коня, понесся обратно.
Добо обернулся к наемникам, которых привез из Печа, и сказал:
— Так вот вы какие солдаты!
— Нет, — ответил один из них, устыдившись, — этот малый только на днях к нам пристал. Он был прежде портным и пороха еще не нюхал.
Несколько минут спустя портной прискакал снова. Позади него в облаках пыли мчались человек пятнадцать акынджи в красных шапках.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26