Ну, теперь домой, с богом!
— Да, теперь уж мы спаслись, — расслабленным голосом подхватил Федор. — Уж я думал, совсем нам будет хана… Теперь я увижу Соню и Сашу…
Мокрая от воды, нагруженная бочками ела тяжело легла носом в устье реки. Гребцы, откидываясь назад всем корпусом, налегали на весла. Им казалось, что гребут они сильно и споро, а на самом деле весла еле-еле поднимались из воды, которая, словно тесто, засасывала их.
Семен, вглядываясь в удручающе серые дали Мезенской губы, приметил смазанный дождем и снегом силуэт судна.
— Гляди, никак Боевик! — сказал он почти равнодушно.
Теперь, когда они сами вызволили себя из беды, запоздалая помощь не вызывала радости.
— Верно, Боевик, — согласился Федор. — Где они шлялись всю ночь?
— Не знали, где искать. Да и видимости никакой…
— Ладно, нагонят, дак хоть в кубрике обогреемся, — подобрел Федор.
Боевик на полном ходу быстро приближался к ним со стороны моря, давая частые призывные гудки в знак того, что рыбаков заметили.
ГЛАВА ВТОРАЯ

1
История с двумя рыбаками, чуть не погибшими в шторм на взморье, взволновала все село и дошла до Мезени. Секретарь райкома Иван Демидович Шатилов предложил Митеневу обсудить этот случай в партийном порядке. Митенев назначил заседание партбюро на ближайшую субботу. Оба рыбака, потерпевшие бедствие, серьезно заболели. Хорошо еще, что остались живы…
Панькин, старый, опытный председатель, приуныл, ходил по селу потупя голову, избегая глядеть людям в глаза. Дорофей Киндяков, его друг и приятель, пытался успокоить председателя:
— С кем не бывает! Все ошибаются, — сказал он, когда они вместе шли домой вечером.
— Погорел я с этой елой. Надо было послать Боевик, — хмуро ответил Панькин, и Дорофей различил в его голосе не только досаду, но и дремучую тоску.
— Видишь ли, дело в чем, — рассуждал Дорофей, — привыкли мы работать по старинке, на парусниках, на деревянных слабосильных суденках, силой да сноровкой брать… Горбом, одним словом. И ты по привычке этой старинной, шут ее подери, решил положиться на парус да на силу и находчивость рыбаков. Годами ведь так работали: хлеб добывали, хребет ломали, пупок надрывали. А нынче не те времена, — Дорофей взял Панькина за локоть, придерживая его: изба председателя светилась рядом низкими оконцами. — Вот еще, к примеру, рассудим так. Купил человек новый, с иголочки, кафтан доброго сукна и повесил его в гардероб. А сам ходит в старом латаном-перелатанном, ветром подбитом. А почему? Новый жаль носить! Бережет его для праздников. Проклятая мужицкая экономия, Так и ты: Боевик у тебя для праздников, а ела — для буден.
— Боевик я приберегал не для парада. Лето придет — по тоням его придется гонять, к пароходу посылать за грузами. Тут как хошь думай…
Панькин вздохнул и попрощался.

2
На улице уже который день шел въедливый дождь, перемежаясь с липким снегом. Слякотная мерзкая погода. Вечерами — тьма-тьмущая. Родион на крыльце правленческого дома зацепился ногой за плетеный веревочный коврик и больно ударился локтем о дверь. Она с грохотом распахнулась. Сверху, с лестницы, недовольный голос:
— Господи, кто там ломится?
Манефа стояла наверху, светя керосиновой лампой-десятилинейкой. Электрический свет недавно погас, что-то случилось с движком.
— Это я, Манефа Васильевна, — отозвался Родион.
— Ноги-то вытер? — Манефа не любила вечерних заседаний в конторе, они доставляли ей дополнительные хлопоты и мешали заваливаться спать спозаранку. — На улице грязища! А ты никак опоздал…
Тут дали свет, загорелась в коридоре лампочка. Мальгин одним махом взбежал по лестнице наверх, в комнату, где начиналось заседание.
— На повестке дня у нас два вопроса, — объявил Митенев. — Первый — О личной ответственности коммунистов за аварию на рейде седьмого октября сего года и второй — О готовности к наважьей путине. По первому вопросу — мое сообщение, по второму — Панькина.
Чуть сутулые, широкие плечи Митенева обтягивал серый коверкотовый старомодного покроя пиджак. Рубашка сверкала белизной, галстук в косую полоску был повязан аккуратным небольшим узелком. Лицо у Митенева упитанное, гладкое, чуть рыхловатое. Плешивая голова лоснилась при свете лампочки. За двухтумбовым письменным столом парторг выглядел уверенным, внушительным и даже монументальным. Сбоку стола пристроился Панькин. Вид у него настороженно-виноватый, глаза потуплены. На стульях у стены — предсельсовета Мальгин, Дорофей, директор школы Сергеичев, пожилой сухощавый в очках с золоченой оправой. Он приехал на работу в Унду в сорок втором году, будучи эвакуированным со Смоленщины. Теперь собирался выйти на пенсию и вернуться на родину.
Митенев продолжал вести заседание.
— Нам надо точно выяснить причины аварии, установить виновных и, если они того заслуживают, наказать в партийном порядке. — Секретарь партбюро помолчал, подумал. — Конечно, если бы не шквал, застигнувший рыбаков, может, все и обошлось бы… Но шквал шквалом, а факт налицо. И факт печальный! Почему бочки в еле не были закреплены? Они сдвинулись к борту и опрокинули судно. И, наконец, почему Боевик не сразу нашел Дерябина и Кукшина? Капитан судна Котцов всю ночь не мог выйти к месту аварии и снять рыбаков с днища. Вот вопросы, на которые мы должны получить ответ. Прошу высказываться.
Митенев сел. Однорукий Родион зажал меж колен коробок со спичками и прикурил. Затянувшееся молчание прервал Панькин:
— Дмитрий Викентьевич, видимо, из деликатности не упомянул моего имени, — сказал он глухо, будто не своим голосом. — Но вывод напрашивается такой:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199