Луи II, как понял Бальтазар, попросту боялся участия в походе, а, возможно, вообще не доверял итальянцам, и все его отговорки исходили именно отсюда. А понявши это, Косса все силы приложил, чтобы обнадежить и приободрить короля, заодно уверив в собственной безусловной преданности анжуйцу.— Ваше высочество! Род Косса служит Анжуйской династии уже не первое столетие. Мы связаны с родом де Бо, его провансальской ветвью. Среди наших предков были адмиралы, были мятежники, но мой старший брат, Гаспар — адмирал флота, служил еще Луи I Анжу и опять же женат на женщине из рода де Бо! Моя сестра вышла за провансальского дворянина де Бранкаса, вассала семьи де Бо. Гаспар получил земли в Провансе и звание «Великого адмирала». И я, как представитель папы, не вижу причин, почему бы вы, ваша светлость, не могли стать преданным помощником наместника Святого Петра в обмен на несомненные преимущества… О которых, впрочем, рано говорить! — И Косса улыбнулся так, как только он один умел улыбаться. В улыбке было что-то волчье и что-то до того манящее — женщинам хватало одной этой улыбки, чтобы начать раздеваться, мужчинам… В любом случае почти каждому хотелось после, чтобы он пригласил его следовать за собой: на праздник, на битву, на смерть? А почему бы и нет! В ту эпоху умирали легко, ибо умирали чаще всего в бою и — по своей воле. Не приходилось (редко кому приходилось!) стоять связанным и безоружным перед убийцами… Приходилось! Конечно! Особенно перед инквизицией. Но — далеко не всем! Беспредела, достигнутого в этой области двадцатым столетием в России, еще не было.Позже они сидели за богатым ужином, отпивая вино из высоких серебряных бокалов, ели сочное мясо, вареные артишоки, студенистое мясо осьминогов, вскрывали панцири омаров, так хорошо идущих к белому итальянскому вину. И супруга Людовика, Иоланта, в прическе, открывавшей высокий лоб, украшенный ниткой крупного жемчуга, с обнаженными до коротких, доходящих только до локтей, рукавов руками, в атласе, раскрытом на полной груди, где белейшая, отделанная серебряным кружевом сорочка да ряды драгоценных бус только и скрывали рвущиеся наружу коричневые соски, отставляя точеные мизинцы с накрашенными, ухоженными ногтями, изящно разрезала каплуна, поглядывая на Коссу исподлобья тем ждущим взглядом самки, который Косса хорошо знал и уже невольно прикидывал, как будет раздевать королеву, когда… Когда она сама захочет этого и позовет к себе, ибо равно глупо было, как отказываться от ласк королевы, рискуя рассердить ее, превративши в Федру, отмщающую отвергнувшему ее возлюбленному, так и самому приближать их, нарываясь на возможный отказ и гнев рассерженного Людовика, а с тем и провал всей кампании против Владислава.
Да! Это произошло, и не в этот, и даже не в следующий вечер, а еще через три дня, когда Луи выехал со свитой встретить подходящие отряды наемных войск.Иоланта раздевалась прямо перед ним, подурнев, почти разрывая шнуровку платья, и наконец, вылезти ногами из последней спущенной с плеч сорочки, глянула на него без улыбки, почти мрачно, вопросив:— Что же ты не раздеваешься?А два часа спустя, после стонов, вздохов, выкриков и слез, устало-измученная, чуть изумленно разглядывала Коссу, говоря:— Вот ты какой? У меня этого никогда не было! Ни с кем! — И зарылась лицом ему в грудь, тихо рыча и покусывая заросшие густой шерстью соски, как какая-нибудь простая баба с рыбного рынка, грешащая неподалеку от толпы, за грудой сетей и лодок, не думая о том, что ее может увидеть любой случайно забредший сюда за малой нуждой рыбак или прохожий покупатель.Косса, наконец, оторвал королеву от себя, поставил на ноги, впился ей в губы заключительным поцелуем. И по сжатым оскаленным зубам, по прикрытым глазам понял, что Иоланте надобно еще, что она не оставит его, пока не насытится, и он должен будет рисковать кампанией и завтра, и послезавтра, и вплоть до отъезда в армию.Она сама забрала горстью свою грудь, и дала ее, почти впихнула ему в рот. В постели все жаждущие любовных ласк женщины, королевы и пастушки где-нибудь в горах, были одинаковы, и королевы, надо сказать, стеснялись при этом много меньше.Выходя из королевской опочивальни, Косса с невольной горечью отметил в себе — йет, не потерю сил, а потерю того острого интереса к наслаждению, которое было у него в двадцать лет, к древнему, повторяемому со времен Евы действу, благодаря которому только и продолжается жизнь на Земле. «Неужели старею?» — помыслил он, нахмурясь в душе. А интересно, сколько до него было любовников у Иоланты?
Во главе союзного войска Бальтазар Косса стал сам. По суткам не слезая с седла, всюду успевая и все улаживая. Приходилось мирить кондотьеров, ублажать нравного Людовика Анжуйского, ободрять ополчения городов, изыскивая продовольствие для прокорма рати и в то же время схватками и фланговыми ударами отбрасывая все дальше неаполитанские войска. Он и сам не раз кидался в стычки, как встарь лез на абордаж, в упоительном восторге боя рубил и колол, срывая голос, собирал дрогнувшие ряды и вел конницу в головокружительные напуски, проламывая вражьи ряды. Он похудел, почернел, помолодел, глаза глядели безумно и неумолимо. Солдаты по его слову, ощущая тот же передающийся им огонь, бестрепетно шли под ливень стрел, уставя алебарды и копья, и одолевали! Были захвачены Орвиетто, Витербо, Монте-фиасконе, Корнето, Сутри, Нарни и Тоди. Армия неудержимо катилась вперед. В последний день сентября войска Коссы окружили Рим. Первого октября был занят собор Святого Петра и папский дворец, а еще через несколько дней замок Ангела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143