В октябре 1389-го года Джан Галеаццо изгоняет всех флорентийских и болонских граждан из своих владений, а в конце апреля 1390-го года, уверенный как в нейтралитете Франции, так и в превосходстве своих сил, объявляет войну Флоренции с Болоньей.Война начинается сперва успешно для него. Ему помогают его верные сателлиты: Альберто д’Эсте (Феррара) и Франческо Гонзага (правитель Мантуи). Но тут на помощь флорентийцам нежданно приходит из-за Альп враг Джан Галеаццо, герцог Стефан Баварский. К тому же Франческо Новелло Каррара с собранным наспех войском захватывает в ночь на 19 июня Падую, а в Вероне происходит восстание, с трудом подавленное миланским кондотьером Якопо даль Верме. Франческо Каррара бросается к Ферраре, принуждая Альберто д’Эсте заключить мир.Джан Галеаццо изворачивается, как может. Подкупает Стефана Баварского, но на него движутся французские отряды Жана д’Арманьяка (родича, по жене, покойного Бернабо). Завязывается долгая и уже бесперспективная борьба, и, в конце концов, в январе 1392 года заключен мир.Эта война обошлась Джан Галеаццо в два миллиона флоринов. Растут налоги. Именно тут ему приходит идея не пропускать паломников, дабы столь нужное золото не уплывало из Милана в Рим.Но от планов своих Джан Галеаццо не отступает отнюдь, вмешиваясь в дела Пизы и Сиены, всюду засылая своих соглядатаев и подкупая местных оппозиционеров (даже в самой Флоренции!).Вот к такому-то человеку и прибыл Бальтазар Косса (или Бальдассаре Косса) послом от Бонифация IX.
Дорога, занявшая около трех недель, была трудна. Его не раз останавливали и задерживали военные отряды кондотьеров Джона Гауквуда и Якопо даль Верме. И только папская грамота, да и то не сразу, помогала окончить бесконечный спор и вновь устремиться в путь.На полях, невзирая на войну, работали. Поспевал виноград. Уже первые фуры, полные спелыми гроздьями, устремлялись к давильням, и терпкий запах истекающих соком ягод струился над дорогой, щекоча обоняние. Мир еще не был заключен, но военные действия, после ряда мелких и безрезультатных стычек, почти прекратились.К Милану подъезжали в сумерках, чему Косса был весьма рад, ибо до встречи с Висконти следовало отдохнуть и выспаться. Поэтому он предпочел, на первую ночь, по крайней мере, остановиться в гостинице монастыря, где посланца папы и встретили, и накормили должным образом. Принявши ванну, он с наслаждением вытянулся на мягкой постели, застланной чистыми простынями, и мельком, уже засыпая, подумал о том, что с возрастом, по-видимому, телесные блага приобретают для человека все большее значение, но, не успев додумать сию мысль до конца, уснул.
Но вот замок, вот сводчатый вход. Сводчатые каменные входы всегда вызывали у Коссы смутную тревогу, желание схватиться за кинжал, как-будто там, впереди, его поджидает засада. Внутренний двор, и… Любезный секретарь? Мажордом? С улыбкою проводящий папского посланца по широкой каменной лестнице, мимо обширного зала для приемов, куда-то выше, еще выше, еще… И, наконец — раздается лай собак!Открывается дверь, и Косса поневоле замирает перед дюжиной огромных, с теленка, псов, встречающих его у дверей достаточно недружелюбным рычанием.— Они вас не тронут! Проходите! — слышится тягучий низкий голос хозяина.«Графу доблести» едва за сорок, но он выглядит старше своих лет. Толстый, бледный и неподвижный человек (почти не покидающий своей Павии, и то, что он нынче в Милане, — редкая удача для Коссы) едва приподымается в кресле. Он ждет, устремив глаза на подходящего Бальтазара, который кланяется и приветствует хозяина Милана со всей приличествующей вежливостью и знаками почтения, полагающимися владетельному государю (хотя официально Висконти — никто. Он французский граф, а разговоры о получении герцогского достоинства от императора Венцеслава только еще ведутся).Удовлетворенный Джан Галеаццо молчит и смотрит выжидательно, и Коссе приходится самому начинать не очень приятный, как он понимает сразу, и очень нелегкий разговор.«Граф доблести» смотрит исподлобья, склонив голову, отчего жирный ожерелок складывается тугими складками на этом почти поросячьем лице, ежели бы не чрезвычайно острый, прямо-таки въедливый взгляд умных глаз.Косса, надумавший было, еще до встречи, «взять быка за рога», на ходу меняет тактику, говорит мягко и как бы не о самом главном, о паломниках, которым трудно… В условиях войны… И совсем уже скользом о замысле выпустить индульгенции. Джан Галеаццо смотрит на него глазами несвежей рыбы и вдруг спрашивает, без связи со сказанным:— Как папа относится к затеянной мною войне?И во взгляде его, внезапно вновь сделавшимся острым и пронзающим, словно бы проскочили опасные огоньки.Косса, откидываясь в кресле, которое, помедлив, предложил ему занять Джан Галеаццо (все-таки папский посланец!), смотрит на миланского деспота открытым доброжелательным взглядом и отвечает:— Никак! Вы все — духовные подданные его святейшества. Престолу Святого Петра необходимо единство Италии, и ежели его добьется герцог Милана, города, сокрушившего некогда германского императора, — исполать ему!Джан Галеаццо отвечает бледною улыбкою. Оба знают, что положение самозванного герцога необычайно тяжелое, что потеряна недавно завоеванная Падуя, что вчерашние союзники, тот же властитель Мантуи, Франческо Гонзага, отвернулись от него, что Флоренция заключила союз с Болоньей, так называемую «Болонскую лигу», к которой готовы присоединиться — или уже присоединились? — Феррара, Падуя, Имола, Фаэнца и Равенна, и, — что серьезнее всего, — нейтальная Венеция тоже готова поддержать Болонскую лигу!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143