— хмуро вопросил он, отлагая документы. (И не было сказано «подлец», это Ринальдо дельи Альбицци выдумал, да и то, когда Козимо Медичи перенял у него власть над городом.)— Ну не совсем, не совсем! — возражает д’Аверардо с лукавинкой в глазах. — Расплачиваясь с Людвигом, я пустил в ход королевские заемные грамоты, получил золото в Голландском банке и в банках немецких земель, и даже в Праге, где мне, по неуверенному времени, уступили тридцать процентов. Сверх того, мы воспользовались падением курса экю во Франции… Поработать пришлось! Я посчитал на досуге: деньги для вас собирали четыреста семьдесят два человека, не считая меня с Козимо! К тому же мы предоставили кредит Сигизмунду, за право собирать налоги в Баварии, и на сегодняшний день уже почти вернули себе все затраты. Таким образом, мы заплатили всего десять, ежели быть точным, одиннадцать тысяч из тридцати восьми, остальное заплатил Сигизмунд, хотя он сам не подозревает об этом!Джованни чуть улыбнулся, пряча бумаги, и на миг даже помолодел.— А проценты?— Проценты идут на оплату армии Браччо да Монтоне, и, на мой взгляд, это разумное помещение капитала. Браччо, безусловно, предан вам, мессер!Косса смотрел на него, на его сухие руки, перебиравшие листы грамот и договоров, в которых была жизнь — его жизнь! На сосредоточенное сухощавое лицо, этого, уже достаточно старого финансиста, и вдруг его словно облило горячим жаром. Он понял, что этот человек честен, предельно честен с ним и, ежели это можно сказать про банкира, является ему другом! Косса не сделал ни движения, ни жеста, но Джованни д’Аверардо, кажется, понял. Поднял на Коссу посветлевший мгновенный взгляд и сказал с промельком улыбки:— Я послал к вам, в ваше новое жилище, кое-что из еды! Госпожа Давероне (он упорно называл Иму ее девическим именем) извещена и сейчас готовит стол. Мы намерены вместе отпраздновать ваше возвращение! — И добавил, пряча глаза: — В узком кругу, не обессудьте, мессер! Новый папа еще не извещен нами о вашем приезде, хотя не удивлюсь, ежели его известили другие. А госпожа Има, — не обижайтесь на меня! Госпожа Има… Боннаккорсо Питти, слышно, возвращается из Сан-Джиминьяно, где он был на должности подеста, и его прочат в число чиновников честности, или целомудрия. Этот Питти родич покойного Мазо Альбицци, он женат на дочери его брата Луки и, ежели помните, он просил вас в свое время о бенефиции для своего родича, и вы ему отказали. Боннаккорсо человек упорный и мстительный. Я дважды был вместе с ним в совете десяти и знаю его хорошо! Вряд ли он забыл ту давнюю обиду и в должности чиновника честности, обязанного заботиться о нравственности граждан, поскольку донна Има не является вашей законной супругой… Ну, вы понимаете сами! Поэтому мне приходится быть предельно осторожным и как можно скорее устроить вашу встречу с Оддоне Колонной, как можно скорее! Пока Питти сам не сделал доклада в синьорию о вашем возвращении! И не потребовал удалить вас из города…Бальтазар слушал Джованни д’Аверардо со странным чувством, не возмущения, нет, а почти радости! Все возвращалось на круги своя! И эта постоянная грызня, взаимные доносы, вся эта обычная жизнь великой Флоренции, вновь обрушенная на него, все эти советы, комиссии, республиканские выборные должности, вплоть до гонфалоньера справедливости, вся эта неистовая борьба самолюбий, которая, в конце концов все-таки выливается в согласное единство действий всего города — все это было таким близким и таким родным! Своим!Питти, Боннаккорсо Питти…— Это тот Питти, который постоянно ездил ко французскому двору и вел обширную игру в кости, то выигрывая, то продуваясь в пух?— Чаще выигрывая! — поправил Джованни с лукаво блеснувшим взором. — Сумел обеспечить своих детей, покупает дома и земли! Дружба с Альбицци очень помогает ему!А иные? — хотелось спросить Бальтазара. Какова судьба рукописей Саккетти, что поделывает Никколо Никколи? Хотелось вопросить о многом: кто жив, кто умер, кто возвысился, кто упал? Но он только спросил:— Я помню ваш кассоне с росписью, что-то его не видно нынче?— Да, — отозвался Джованни. — В доме был пожар, пострадало многое. Что-то пришлось и заменить! — Явно, хозяин не помнил своего сундука так, как его запомнил Косса. — И еще одно! — домолвил Джованни д’Аверардо, кутая руки в рукава: — Я приведу вам гостя, вашего хорошего знакомого! Кого — не скажу! Пусть это будет моим маленьким секретом и подарком для вас! LVIII Гостем, неведомым для Коссы, оказался его старый секретарь и друг, Леонардо Бруни, прозываемый Аретино, следы которого Косса потерял еще в Констанце, накануне своего осуждения.Этот сорокапятилетний, уже знаменитый человек, сочинения которого переписывали для себя многие и многие, робко стоял вверху лестницы и смотрел на подымавшегося по ступеням Коссу, чуть-чуть напоминал в этот момент нашкодившего мальчишку. Косса улыбнулся прежней своей, волчьей и одновременно манящей улыбкой: «Здравствуй, Леонардо!»Аретино сделал шаг, другой, лихорадочно краснея, и упал в объятия Коссы.— Простите, простите! — бормотал он. — Я действительно ничего не мог сделать! Даже если бы я тогда не уехал во Флоренцию. Ни меня, ни Поджо даже не пустили бы на собор во время суда!Косса пожал плечами, ответил как можно небрежнее:— И я не сужу Поджо, который уехал вместе с архиепископом Майнцским, когда сам архиепископ, курфюрст, владетель огромной области, в которую, кстати, входит и констанцское епископство, предпочел покинуть город и меня!Козимо (который Констанцу не покинул и попал в тюрьму), улыбаясь, стоял рядом. Выбежала Има, раскрасневшаяся, счастливая:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143