Косса знал и помнил де Бара другим. Он постарел, чуть-чуть подсох, но дело было не в этом. Что-то новое явилось в этом лице, лице аристократа, гладко выбритом, с большим французским носом и надменною складкою губ. Они сидели друг перед другом, ели жаркое, запивая бургундским, и Косса не сразу понял, а когда понял, его словно обожгло — да он же теперь, после смерти братьев, еще и герцог! Вот откуда это новое благородство владетельного князя, эта свобода в движениях рук, этот разворот плеч, которым явно больше пошел бы придворный наряд или блестящие латы, чем кардинальское облачение.Наконец трапеза закончена. Слуги начали убирать со стола, а де Бар широким жестом пригласил Коссу к себе в кабинет, вновь и подчеркнуто назвав «вашим святейшеством».В кабинете, где стены были обиты рисунчатым штофом, а в шкафах черного дерева громоздились ряды книг, грамот и манускриптов, иных, судя по переплетам, почтенной древности, де Бар усадил Коссу в резное кресло с округлой по новой моде спинкой и подлокотниками, оканчивающимися львиными головами, сам сел напротив, в такое же кресло, и еще помолчал значительно, прежде чем приступить к разговору.Косса почел нужным начать речь первым. Рассказал, как они ехали через горы, как он прибыл в Дижон, где, к сожалению, Жана Бургундского не оказалось. Де Бар поднял воспрещающую ладонь, возразив:— Полагаю, ваше святейшество, что встреча с герцогом Бургундским не состоялась к лучшему! — И пояснил: — Заранее трудно что-либо обещать. Ни вы, ни я еще не знаем, что произойдет в ближайшем будущем! Увы, быть может и в дальнейшем с присвоением нашему другу королевского звания торопиться не стоит!— Азенкур? — вопросил, уже почти догадываясь, Косса.— Скорее, союз с англичанами! Да, и Азенкур! — отозвался де Бар.Они опять посмотрели в глаза друг другу, и оба поняли, что далее о Жане Бургундском говорить не стоит. Многое изменилось за протекшие годы! И даже за тот час, когда рыцари Сиона покинули герцогский дворец.В кабинет неслышно вступил слуга в темном длинном камзоле, с поклоном поставил на стол серебряный поднос с чарками и графин темного стекла со сладким вином и удалился.Де Бар подвинул Коссе блюдо с печеньем, жестом указал на графин, поймав одобрительный кивок гостя, сам, не вызывая слуги, разлил вино. И уже поставив опорожненную чарку на поднос, огладив ладонью ду, бовую темную отполированную столешню долгого несокрушимого стола с резными ножками в виде грифонов и утвержденном на нем позолоченным семисвечником, заговорил:— Вряд ли вы, ваше святейшество, будете так уж защищать теперь Римский престол, со всей этою сворой кардиналов и епископов, предавших вас, осрамивших и надругавшихся над вами, а напоследок засунувших вас в немецкую тюрьму, одну из тех, из которых редко когда выходят на свет Божий! И не откажетесь признать, что упреки Сионского братства римской церкви в измене вполне законны и заслужены ею! Но, во всяком случае, вы на свободе, и… — Он вновь помолчал значительно, глянув Коссе в глаза. — Мы бы постарались подорвать, насколько можно, власть новоизбранного папы Мартина V, тем более, что он, ну… скажем так, не устраивает нас! Дабы сделать вас единственным хозяином римской церкви. — Он опять помолчал, пытливо разглядывая Коссу, верно проверяя, какое впечатление произвели на недавнего узника его слова, и закончил твердо: — После чего возможно было бы сблизить курию с некоторыми представителями древней Иудеи, как это было на юге Франции во времена благоденствия Прованса! На мой взгляд нетерпимость Филиппа Красивого, изгнавшего евреев из Франции, как и нынешняя новая волна гонений и новое их изгнание, в котором принимал столь горячее участие наш пока еще не состоявшийся король Жан Бургундский, не принесло Франции ничего хорошего! Ведь не будем скрывать, что и наука наша многим обязана еврейским философам, и даже богословие. Достаточно вспомнить выходца из семьи еврейских жрецов Филона Александрийского, комментатора Пятикнижия, старшего современника Христа, знатока Платона, пифагорейцев и стоиков, труды которого легли в самую основу христианского богословия, с этою его знаменитою цитатой, без которой ныне ни один толкователь Евангелия не может обойтись: «Логос равен Сыну Божьему, не изначален, но и не рожден». А возьмите Соломона бен Габриеля с его утверждением, что «знание есть цель существования человека!». Вспомните Иегуду Галеви из Толедо! Вспомните Моисея Маймонида, без которого европейская наука была бы не полна! А астроном Абрахам Иудейский!Косса, до сих пор слушавший не перебивая, тут не выдержал:— Предсказавший появление Мессии в 1358-м году? — высказал он, глядя в это холодновато-холеное лицо французского аристократа, милостиво впускающего в духовную жизнь Европы еврейскую мысль, как пускают, выхвалы ради, робкую провинциалку в роскошный княжеский особняк, в твердой уверенности, что «нас не убудет!»— Ну что ж! — слегка улыбнулся де Бар и остро глянул на Коссу, сощурясь. — И у гениев бывают смешные ошибки! Вы, кстати, сами, кажется, родились около этого времени. Не считаете себя Мессией? А имя Авраама Галеви знакомо вам? Именно его рукопись нашел в Испании наш дорогой Фламель, научившийся по ней превращать иные металлы в золото! И вспомните еще папу еврея Анаклета II! Нет, Ваше Святейшество, не улыбайтесь! Еврейскую мысль очень трудно отделить от европейской христианской мысли, как и отринуть нацело! Ну и, потом… — он чуть свысока глянул на Коссу: аристократ в серебряных сединах, герцог, на минуту вовсе позабывший о своем кардинальском звании, — и королям Европы, и самой церкви не безвыгоден союз с еврейскими банкирами!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143