За ними из ила более глубоких частей водоема вырастали могучие хвощи рода эквизетитес, достигавшие десятиметровой высоты. Из членистых корней, пробивающихся через ил почти горизонтально, вырастали пустотелые членистые стебли, у которых в нижней части появлялись лишь несколько ветвей. Эти ветви удалялись от главного стебля только в результате постепенного их искривления, но затем, однако, выпрямлялись и росли параллельно ему вертикально вверх. Каждый членик их стеблей был украшен венцом многочисленных узких и заостренных листочков, сросшихся внизу пояском. Под вершинами главных и ближайших к ним стеблей располагались споровые шишки, негнущиеся, похожие на тяжелые и твердые початки, сопротивляющиеся ветрам и бурям. Не только в воде, но и в трясинах, на сырой почве тенистых ложбин вырастали обширные рощи этих древовидных хвощей, которые образовывали как бы огромные, мертво торчащие столбы.
Однообразные поросли этих столбообразных хвощей сменялись чащами других хвощей, неокаламитов, которые были в пять раз меньше, но зато имели древовидные разветвления; их ветви были унизаны узкими травообразными листочками в мутовках. Неокаламиты росли в безграничном множестве. Их корни расползались во всех направлениях, взаимно переплетались и вытягивали из почвы питательные вещества, чтобы подкрепить ими свои стволы и развесистые кроны со споровыми шишками. Ветер разносил далеко по округе целые облачка коричневатой пыли спор.
Красиво было утро в этом древнем краю вечной тишины. Восходящее солнце разливало свой свет и тепло по зеленым растениям, зажигало алмазным блеском капли росы, и вскоре его жаркий золотой дождь проникал даже в кроны деревьев и высветлял темные глади озер и омутов. Солнечные лучи золотыми стрелами пронзали даже темные уголки глубоких оврагов, вытесняя из них сумерки и холод.
Перед одним оврагом, который тянулся, извиваясь как змея, далеко вдаль, простирался большой омут, блестящий в свете восходящего солнца как серебристая поверхность зеркала, окруженного зеленой рамой буйной растительности.
Крутые склоны оврага представляли собой зазубренные утесы, разбитые тысячами трещин. Крупные валуны лежали на дне оврага, словно руины разрушенного замка, а между ними пробивался маленький ручеек, обтекал валуны и переливался через них маленькими водопадами. Не обращая внимания на преграды, с веселым журчанием он спешил неустанно вперед, как будто не мог дождаться, когда его кристальные воды соединятся с мутной водой омута.
В том месте, где ручеек покидал овраг и после короткого пути через песчаную равнину вливался в омут, лежало несколько крупных валунов. Два из них располагались совсем близко друг от друга, а третий, находившийся на склоне оврага, опирался на них как мощная плоская крыша. Благодаря этому возникла небольшая пещера. У входа в нее росли красивые, похожие на лиру веера папоротников из рода диктиофиллум. Над валунами, поросшими желто-зелеными лишайниками, поднимали свои прекрасные кроны древовидные папоротники из рода анотоптерис, зеленые веера которых жадно тянулись к солнцу; солнечные лучи в них задерживались, ломались и дробились на бесчисленные светлые пятна.
В пещере между валунами близко друг к другу лежали два ящера. Лежали без движения, окоченев от холода прошедшей ночи. Но вот на их зеленых спинах заплясал солнечный луч, потом другой, третий и холодная кровь ящеров начала постепенно разогреваться. Однако прошло еще довольно много времени, прежде чем теплые солнечные лучи вывели их из оцепенения; ящеры подняли головы и открыли зеленые глаза, встали на ноги, короткие передние лапы прижали к телу и замерли, как каменные статуи в ослепительном свете солнечных лучей. Они грелись, прикрыв глаза буроватой мигательной перепонкой.
Неожиданно один из ящеров хлестнул несколько раз длинным хвостом и защелкал зубастыми челюстями. Мелкими прыжками он направился к небольшому омуту, где ему всегда удавалось быстрее всего утолить голод. За ним бежал его такой же голодный сородич.
Это были два прокомпсогната, но они были так до смешного малы, что по сравнению со своими гигантскими соплеменниками выглядели настоящими карликами. В длину они имели не более восьмидесяти сантиметров, а в высоту примерно полметра. Горе было червям или жукам, которые пересекли их дорогу, горе было покрытоголовому, которого они могли повстречать в своих странствиях; в одно мгновение они захватывали пастью жертву, челюсти защелкивались и острые зубы вонзались в бьющееся тело.
Прокомпсогнаты добежали до омута и стали бродить около берега. Они пробирались через густые папоротники и искали, не блеснет ли под их густыми веерами во влажной почве тело какого-нибудь червя или не мелькнет ли в хаосе тлеющих листьев крупный таракан или длинная сороконожка. Осмотрев чащу папоротников, где им удалось поймать только несколько крупных червей и тараканов, они побежали дальше вокруг омута, непрестанно глядя по сторонам в надежде увидеть хоть какую-нибудь добычу.
Так достигли они места, где воды большого омута омывали песчаную отмель, на которой в удалении от берега росли низкоствольные цикадовые. На отмели пировала большая черепаха триасохелис, лакомилась большой дохлой рыбой, которую нашла на берегу.
У прокомпсогнатов глаза загорелись от жадности, и они поспешили к пирующей черепахе. Черепаха, отвлеченная от еды, уставилась стеклянными глазами на обоих незванных гостей; но быстро успокоилась и продолжала пиршество, так как знала, что ящеры не отважутся на нее напасть. Она была сильной и чувствовала себя в безопасности, потому что тело ее было защищено крепким панцирем из толстых костяных пластинок, которыми была покрыта и ее голова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53