Агли медленно пробирался по глубокому снегу. Временами останавливался за стволами больших деревьев немного передохнуть, так как чувствовал страшную усталость.
Но в лесу еще было не так плохо, как стало, когда он вышел из него. Только теперь он должен был напрячь все силы в борьбе с неистовой снежной метелью.
Едва Агли вышел из лесу на открытую равнину, ветер набросился на него со всей силой, он затруднял дыхание, хлестал по лицу и глазам, из которых текли слезы. Ветер толкал его назад, тряс так, что каждый шаг вперед давался с неимоверным трудом. Нужно было собрать все силы, чтобы удержаться на ногах.
Снег также очень мешал ему двигаться, ослеплял его и толстым слоем налипал на одежду, проникал под шкуры, неприятно охлаждая вспотевшее тело.
Быстро наступавшая темнота уменьшала и без того уже плохую видимость. А этого Агли боялся больше всего: он хорошо знал, как будет трудно идти, когда все вокруг погрузится в темноту, исчезнут все приметы. В темноте человеку не помогут ни сила, ни упорство.
Агли героически сражался в неравной схватке с бушевавшей метелью и неустанно пробивался вперед.
Внезапно он поскользнулся и упал. Копье зазвенело о мерзлую землю, с которой ветер сдул снег, а в боку он почувствовал боль. Агли осторожно поднялся и, превозмогая боль, вызванную не зажившим еще ранением, снова пошел навстречу буре.
Теперь он шел прямо против ветра.
Его неистовые порывы останавливали дыхание и вызывали кашель. Ветер со снегом немилосердно хлестал его и распахивал одежду из шкур, которую Агли не успевал поправлять и перевязывать сухожилиями. Снег проникал под шкуры на голое тело и таял, превращая их в неподатливый ледяной панцирь.
Почти совсем стемнело, когда Агли совершенно обессиленный дотащился до вершины скалы над пещерой.
Он быстро спустился по скалистому склону и, когда наконец достиг площадки перед входом, вздохнул с облегчением. Он благополучно возвратился и принес с охоты хоть какую-то добычу. Он убил только лису, но и она на некоторое время утолит их голод, и они смогут хоть один раз уснуть сытыми.
Едва Агли вошел в пещеру, раздался радостный крик. Это Гина приветствовала Агли. Как только она увидела его, сразу же исчезли все ее опасения за его судьбу. А когда она увидела, что он принес и лису, глаза ее загорелись; она была счастлива, что сегодня вечером в пещере снова появится аромат печеного мяса и что дети, она и Агли лягут спать хотя бы немного насытившись.
Пока Агли снимал с себя покрытые снегом обледенелые шкуры и развешивал их на выступах стены вблизи костра, Гина положила в огонь несколько смолистых ветвей и поправила камни, на которых Агли должен был печь мясо. Дин и Рем с любопытством осматривали лису и с нетерпением ждали мяса. Лишь маленький Ван еще не участвовал в этой общей радости; он беспокойно спал на рысьей шкуре, утолив голод молоком матери.
Агли набросил на себя сухую шкуру и сразу же схватил лису и начал ее обдирать. Он был не очень доволен. На лисе было мало мяса — видно, и она в последнее время немало голодала.
Согнувшись над лисой, Агли каменным ножом проворно снимал шкуру.
Внезапно он резко выпрямился. Неожиданная боль, словно острое копье, кольнула его в бок и напомнила ему о старой незалеченной ране.
Агли стиснул зубы и ни единым стоном не выдал, что рана его еще очень чувствительна.
Когда приступ боли прошел, он снова наклонился над лисой и быстро закончил работу. Снятую шкуру отбросил к стене. Потом позвал Дина и велел ему поднять и повесить ее на какой-нибудь скальный выступ, потому что снег и лед на ней должны были растаять и шкура должна была хорошо просохнуть, прежде чем Гине можно будет ее обработать.
Потом Агли долго смотрел на ободранную лису. Размышлял, как лучше сделать, чтобы все досыта наелись и еще чтобы что-то осталось на ближайшие дни. Он понимал, что добыча невелика, что он разбередил свою рану и неистовая вьюга может продлиться несколько дней. Все это заставляло его беречь пищу. Но против голоса разума восставало чувство жалости к голодным детям.
Из задумчивости его вывел голос Гины, которая предлагала ему начать наконец печь мясо и не мучить их голодом.
Тогда Агли схватил кремневый нож и без раздумий отделил от тушки два окорочка. Бросив их на раскаленные камни, он, разорвав лисе пасть, вырезал оттуда язык. Его он тоже положил на один из раскаленных камней и начал все осторожно печь. Приятный аромат печеного мяса распространялся вокруг костра.
Прошло немного времени, и все с аппетитом принялись за полупропеченное мясо. Лисий язык Агли оставил себе. Лишь кусочек этого лакомства дал Гине, но та его незаметно подсунула Дину и Рему — в этом матери одинаковы уже с первобытных времен.
Удовлетворенные, хотя и полусытые, все легли спать.
Снаружи между тем свирепствовала снежная буря.
Она продолжалась уже несколько дней и была более грозной, чем первая. Буря уже несколько раз ненадолго затихала, но вскоре начиналась с новой силой.
Голод, который на время отступил от обитателей пещеры, снова в нее вернулся. Это произошло после того, как Агли разделил последний кусок мяса и последние мозговые кости убитой лисы. Ужасный голод стал властелином пещеры.
Мальчики плакали от голода, они были совсем истощены. Как тени, вяло бродили они по пещере в поисках какой-нибудь брошенной в период благополучия кости, на которой могли сохраниться куски засохшего мяса. Маленький Ван тоже стал беспокойным и часто плакал, так как молока матери ему едва хватало.
Гина сильно страдала и не только потому, что сама испытывала голод; сердце у нее сжималось от боли при виде голодающих детей — и это было для нее хуже всего.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53