Он потушил свет, подошел к окну и приподнял штору. Свежесть августовской ночи приятно холодила лицо. Но недолго пришлось наслаждаться этой ночной прелестью: в какой-то из ближних его кабинету комнат раздался душераздирающий женский крик. Вайзе знал, что этот крик слышен на улице. Он захлопнул окно, опустил черную занавеску и зажег свет. Положив руку на телефонную трубку, хотел было позвонить своим «идиотам», чтобы они прекратили упражнения над Хватовой, но в дверь постучали. Вошел помощник Вайзе и мотоциклетчик, прибывший с донесением от командира отряда, направленного самим Вайзе на север, так как там, у высоты 193,8, внезапно появились партизаны. Командир сообщил, что отряд потеснили партизаны, и просил подкрепления.
– Подкрепления?! – рыкнул на мотоциклетчика Вайзе, – подкрепления? А где я его возьму? – Но делать было нечего. Пришлось из небольшого резерва выделить на помощь отряду несколько человек. Отправив подкрепление, Вайзе решил для безопасности провести эту ночь в кабинете под охраной своих людей. Он сжал телефонную трубку.
– Какого черта не отвечаете? – кричал он в телефон. – Спите, что ль?! – И, испугавшись собственного крика, оглянулся в окно: – Приведите ко мне комиссаршу!
Хватову привели под руки и посадили на стул против него. Ее голова откинулась назад, на спинку стула, сползавшие волосы закрыли окровавленное лицо, тело теряло силы, и только голубые глаза еще были полны ненависти. Вайзе поднес к губам женщины стакан с водой. Хватова с жадностью выпила несколько глотков.
– Скажите, Елизавета Пахомовна, где находится главарь или штаб партизан? – обратился к ней переводчик. – Вас спрашивает, – покосил он глаза на Вайзе, – главный начальник, который может вас казнить или даровать вам жизнь.
Вайзе впился в нее колючим взором стервятника, не пропуская без внимания ни одного ее движения и вздоха. Хватова молчала.
Вайзе заорал:
– Говорить! Говорить! Не будет? Расстреляйт!
Хватова собрала последние силы, поднялась и плюнула в лицо Вайзе.
– Предательства смертью не искупишь… – Елизавета Пахомовна не договорила последнего слова и рухнула под ноги Вайзе от кулака эсэсовца. Вайзе взбесился и ударил носком сапога в ее лицо, выкрикивая:
– Расстреляйт!
Хватову уволокли.
Вайзе долго ходил по кабинету. Он не мог успокоиться: его потрясла стойкость почти уже полумертвой женщины.
В четвертом часу ночи ввели деда Ефима.
Хотя он был избит сильнее, чем Елизавета Пахомовна, но держался на ногах стойко. И когда переводчик сказал ему ту же фразу, что и Хватовой, Ефим Иванович прищурил припухший глаз:
– Значит, расстреляйт? – и его желваки чуть-чуть задвигались. – Прекрасно, господа хорошие… Значит, вам надыть главарь партизан? – Ефим Иванович пожевал рассеченными губами, покосился на переводчика, Вайзе. – А что за это будет?
– Свобода и десять тысяч марок! – сказал переводчик.
– Тогда развяжите руки.
– Штурмбанфюрер спрашивает зачем?
– Передайте вашему штурмбанфюреру, что Ефим Дроздов будет давать показания.
Все стоявшие здесь эсэсовцы вздохнули с облегчением. На узком лице Вайзе расплылась довольная улыбка. Он приказал развязать старику руки.
– Главарь партизан, – размеренно начал Ефим, – буду я! Дроздов Ефим Иванович…
Вайзе вытаращил глаза, услышав перевод этих слов.
– Врешь, бандит! Ты хочет спасайт свой шкура?! – закричал он, вскочив со стула.
– Шкуру? Шкуру я не спасу, да и не стремлюсь ее спасать!
– Если вы главарь, то скажите, где штаб партизан?
Ефим Иванович обхватил пятерней оставшиеся клочки бороды и задумался.
– Ну, что?!. – взвизгнул Вайзе, не вытерпев долгого раздумья старика.
Ефим Иванович многозначительно промычал:
– М-да! Стало быть, капитулировать.
Вайзе без переводчика понял последнее слово.
– Рихтих, капитулировать!
– Согласен, – качнул головой Ефим Иванович. – Но с условием, – с достоинством продолжал он, – перво-наперво – немедленно прикончить издеваться над Лизаветой Хватовой и сейчас же ее отправить домой, второе – не позже как через полчаса выпустить всех арестованных.
– Вот ты чего захотел! – Вайзе схватил пистолет и погрозил им старику.
Ефим Иванович спокойно сказал:
– Скажите вашему штурмбанфюреру, что так у нас разговор не пойдет.
Вайзе был стреляный волк, и в поведении деда Ефима он почувствовал оттяжку времени.
«А может быть, и в самом деле он главарь, – рассуждал Вайзе. – И тогда из него, вытягивая жилу по жиле, можно будет вытянуть многое. Подождем до утра». И он скомандовал: «Увести!»
Деда Ефима увели, а Вайзе стоял у стола. По его усталому лицу пробежала гримаса огорчения, он вспомнил слова своего шефа: «Это вам, герр штурмбанфюрер, не Франция и не Италия, а Россия. Да еще какая! Советская! Там, друг мой, для вас будет много неожиданностей».
Вайзе тяжело вздохнул. Вошел его помощник.
– Хватова скончалась, – доложил он.
– Фу ты, черт! – Вайзе ударил по столу ладонью. – Все равно скажем, что расстреляли!
Проводив своего помощника, Вайзе закрыл дверь на ключ, потушил свет и поднял штору. Солнце уже красило неподвижные облака утренним перламутром. Вайзе отстегнул давивший горло галстук и бросил его на стол, затем распахнул мундир. Ему хотелось дышать и дышать ароматом пробудившихся от сна молодых лип и цветов. Схватившись руками за распахнутые рамы, он стоял и смотрел на двор сельпо, где по одному выводили арестованных. Невольно Вайзе перевел взгляд и на пришкольный сарай. Его охватил неведомый до сего времени страх: из-за дверной решетки на него смотрели грозные глаза деда Ефима.
– Смотри последний раз, скотина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142