..
Девушки подскочили к комиссару и окружили его.
– Дорогой товарищ Рыжов, попросите! Вот увидите, какими мы будем хорошими летчицами!..
Рыжов поднялся.
– Я уже вам говорил, девушки, что такие настроения вредят нашей эскадрилье! И я как комиссар должен подобные разговоры прекратить, – ответил Рыжов и поднялся. – Одно могу сказать: настанет время, придет вам смена, и вы обязательно поедете в школу. А пока вы – летчицы эскадрильи связи штаба фронта – должны любить свою службу и свои У-2. Понятно?
– Понятно! – весело ответили летчицы, обнадеженные комиссаром.
– Ну и точка! – Он стукнул кулаком по ладони. – А теперь, дорогие мои, я пошагал. Спасибо вам за угощение!..
– И вам спасибо, товарищ комиссар! – ответили девушки.
Когда Рыжов ушел, Гаша принесла баян, села на мшистый пенек и заиграла. Девушки тихо запели.
Девичьи голоса, звуки баяна, шелест листвы – как будто вовсе и нет войны!.. Но вот послышалось тарахтенье У-2. Баян замолк. Все насторожились. В небе над дубравой появился самолет.
– Люся!.. Люся!.. – закричали девушки и, выбежав на опушку, стали махать кто пилотками, кто платками.
У-2 пролетел низко над их головами, и было видно, что Люся в ответ машет им рукой…

Ночью Вера долго не могла заснуть. Она думала об отце. Представляла себе: вот он с винтовкой в руках врывается в гущу врага, вот, как Чапаев, отстреливается из пулемета, вот он, раненный, стонет в кустах у реки…
Как бы хотелось Вере подняться в своем самолете высоко-высоко над землей и посмотреть, где же ее отец… Она вспоминала те участки фронта, где ей удалось побывать за два месяца фронтовой жизни, но там отца не было…
Ворочаясь с боку на бок, Вера разбудила Тамару. Та приподнялась, рукой нащупала Верину голову, прижала ее к подушке:
– Ты чего не спишь?
Промаявшись еще с полчаса, Вера встала, набросила на плечи куртку и вышла на воздух.
Редкие облака играли с луной: то прятали ее за своей пеленой, то раздвигались, показывая ее во всем сиянии. Со стороны Вязьмы доносился противный, монотонный и зловещий звук «у-у-у…» – фашистские самолеты летели к Москве.
Засунув руки поглубже в рукава и уткнув нос в шершавый воротник куртки, Вера снова задумалась. Ей почему-то вспомнились Стропилкины. Наверное, ходит мать Ивана Севастьяновича в военкомат с прошениями. Его-то уж не призовут: мамаша отстоит, она такая!.. И самой вдруг стало стыдно: «С чего это я?.. Откуда такая злоба? Может быть, он честно сражается на фронте и даже ранен?» Вера пожалела, что не ответила на его письмо. «Напишу, сегодня же напишу! Только вот что писать?..»
В густых предрассветных сумерках затарахтел У-2: кто-то возвращался с ночного задания. Черный силуэт самолета пронесся над головой Веры. Летчик выпустил красную ракету. В ответ с аэродрома взвилась светлая ракета и упала за железной дорогой, в кустах. Вера вышла на опушку. Самолет приземлился, качаясь, прошел прямиком к месту стоянки и слился с темнотой леса.
«Урванцев вернулся… Молодец!» – подумала Вера и пошла спать.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Вера настойчиво добивалась своей цели. Она основательно теоретически изучила боевые и технические свойства самолета «МИГ» и в последнее время все порывалась в полк истребителей попрактиковаться. Для этого она познакомилась с летчиками полка и очаровала одного из них – Гришу Беркутова. Беркутов обещал, что упросит командира эскадрильи и тот разрешит летчице Железновой поупражняться с инструктором на учебном истребителе.
Пилотажем на У-2 Вера уже овладела в совершенстве. Своей лихостью в воздухе она перещеголяла даже Урванцева и однажды за «неразрешенный штопор» была майором Кулешовым на неделю отстранена от полетов. Если говорить правду, дело обстояло еще хуже: майор пригрозил отчислить ее из полка (теперь эскадрилья уже развернулась в полк) в резерв фронта. «А оттуда, конечно, – жестикулируя, словно держала в руках флажки регулировщицы, сказала Вера, – меня пошлют на дорогу». Это ее так напугало, что Вера не находила себе места, лишилась аппетита, осунулась.
Девушки вместе с комсоргом пошли к комиссару, рассказали ему о Верином настроении, стали просить, чтобы комиссар ее отругал, но к полетам допустил.
– Я полком не командую. Командует командир, – ответил Рыжов. – К нему и надо обращаться… И не вам, а ей самой.
– Попросите командира полка! – умоляли девушки.
– Нет! Ведь за такие дела нужно из комсомола исключать! Разве можно прощать такое… – он хотел сказать «хулиганство», но выразился мягче: – Такое нарушение летной дисциплины! Я сам буду настаивать на отчислении Железновой, чтобы и другим неповадно было!
Рыжов всматривался в лица девчат: доходят ли до них его слова? В особенности до Каначадзе, Борщевой и Астаховой, которые в своей лихости не отставали от Веры.
– Вот что, Федоров, – обратился он к комсоргу, – разбери-ка завтра поступок Железновой на бюро. Надо раз и навсегда прекратить эти безобразия.
Однако осуществить это не удалось. На другой день рано утром всех летчиков подняли по тревоге. Многие из них тут же улетели на разные участки фронта. Веру вызвал к себе майор Кулешов. Он строго погрозил ей пальцем, как бы говоря: «Чтобы этого больше не повторялось!» – и направил ее в полет.
Обрадованная тем, что ей снова разрешили летать, Вера бегом бросилась на аэродром. По пути вскочила на подножку бензозаправщика, который спешил к самолетам.
Когда Валя и Тамара прибежали на место, Вера уже опробовала свой мотор и дожидалась команды. По команде затрещали моторы, и девушки повели самолеты к старту. Там их встретили Кулешов и Рыжов. Вере показалось, что оба они встревожены.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148