Расположены мы якобы в подземном бункере. Охраняемся чуть ли не баллистическими ракетами.В действительности нас охраняет мисс Филлипс. Если появляется незнакомый человек, мисс Филлипс спрашивает:– Чем я могу вам помочь? Как будто дело происходит в ресторане. Если же незнакомый человек уверенно проходит мимо, охранница восклицает:– Добро пожаловать!..Сюда можно приводить друзей и родственников. Можно приходить с детьми. Можно назначать тут деловые и любовные свидания.Уверен, что сюда нетрудно пронести бомбу, мину или ящик динамита. Документов здесь не спрашивают. Не знаю, есть ли какието документы у штатных сотрудников. У меня есть только ключ от редакционной уборной.На радио около пятидесяти штатных сотрудников. Среди них имеются дворяне, евреи, бывшие власовцы. Есть шестеро невозвращенцев – моряков и туристов.Есть американцы русского и местного происхождения. Есть интеллигентный негр Руди, специалист по творчеству Ахматовой.Попадаются на радио довольно замечательные личности. Есть внучатый племянник Керенского с неожиданной фамилией Бухман. Есть отдаленный потомок государя императора – Владимир Константинович Татищев.Как-то у нас была пьянка в честь дочери Сталина. Сидел я как раз между Татищевым и Бухманом. Строго напротив Аллилуевой.Справа, думаю, родственник Керенского. Слева – потомок императора. Напротив – дочка Сталина. А между ними – я. Представитель народа. Того самого, который они не поделили.Мой редактор по образованию – театровед. Работал на московском телевидении. Был тарифицирован в качестве режиссера. Поставил знаменитый многосерийный телефильм «Будущее начинается сегодня». Стал задумываться об экранизации Гоголя. Поссорился с начальством. Эмигрировал. Обосновался в Нью-Йорке. Поступил на радио.Тарасович быстро выучил английский. Стал домовладельцем. Увлекся выращиванием грибов. Я не оговорился, именно грибов. Подробностей не знаю.Первые годы все думал о театре. Пытался организовать труппу из бывших советских актеров. И даже поставил один спектакль. Чтото вроде композиции по «Миргороду».Премьера состоялась на Бродвее. Я был в командировке, пойти не смог. Потом спросил у одного знакомого:– Ты был? Ну как?– Да ничего.– Народу было много?– Сначала не очень. Пришел я – стало значительно больше.Тарасевич был довольно опытным редактором и неглупым человеком. Вспоминаю, как я начинал писать для радио. Рецензировал новые книги. Назойливо демонстрировал свою эрудицию.Я употреблял такие слова, как «философема», "экстраполяция ", «релевантный». Наконец редактор вызвал меня и говорит:– Такие передачи и глушить не обязательно. Все равно их понимают только аспиранты МГУ.Года три у нас проработал внештатным сотрудником загадочный религиозный деятель Лемкус. Вел регулярные передачи «Как узреть Бога?». Доказывал, что это не так уж сложно.Тарасович, поглядывая на Лемкуса, говорил:– Может, и хорошо, что нас глушат. Иногда это даже полезно. Советские люди от этого только выигрывают.Лемкус обижался:– Вы не понимаете, что такое религия. Религия для меня…– Понимаю, – жестом останавливал его Тарасович. – Источник заработка.В коридоре мне попался диктор Лева Асмус. Лева обладал красивым низким баритоном удивительного тембра. Читал он свои тексты просто, выразительно и без эмоций. С той мерой равнодушия, которая отличает прирожденных дикторов.Асмус проработал на радио восемь лет. За эти годы у него появилась довольно странная черта. Он стал фанатиком пунктуации. Он не только следовал всем знакам препинания. Он их четко произносил вслух. Вот и теперь он сказал:– Привет, запятая, старик, многоточие. Срочно к редактору, восклицательный знак.– Что случилось?– Открывается симпозиум в Лос-Анджелесе, точка. Тема, двоеточие, кавычки, «Новая Россия», запятая, варианты и альтернативы. Короче говоря, тире, очередной базар. Тебе придется ехать, многоточие.Этого мне только не хватало.Должен признаться, что я не совсем журналист.Я с детства мечтал о литературе. Опубликовал на Западе четыре книги.Жить на литературные заработки трудно. Вот я и подрабатывал на радио.Среди эмигрантских писателей я занимаю какое-то место. Увы, далеко не первое. И, к счастью, не последнее. Я думаю, именно такое, откуда хорошо видно, что значит – настоящая литература.Моя жена – квалифицированная наборщица, по-здешнему – тайпистка. Она набирала для издательств все мои произведения. А значит, читать мои рассказы ей уже не обязательно.Должен признаться, что меня это слегка травмирует. Я спрашиваю:– Ты читала мой рассказ «Судьба»?– Конечно, ведь я же набирала его для альманаха «Перепутье».Тогда я задаю еще один вопрос:– А что ты сейчас набираешь?– Булгакова для «Ардиса».– Почему же ты не смеешься?Моя жена удивленно приподнимает брови:– Потому что я набираю совершенно автоматически.Навстречу мне спешит экономический обозреватель Чобур. Девятый год он курит мои сигареты. Девятый год я слышу от него при встрече братское:«Закурим!»Когда я достаю мои неизменные «Голуаз» и зажигалку, Чобур уточняет: «Спички есть».Иногда я часа на два опаздываю. Завидев меня, Чобур с облегчением восклицает:– Целый день не курил! Привык к одному сорту. Втянулся, понимаешь… Закурим!Я спросил Чобура:– Как дела?– Потрясающие новости, старик! Мне дали наконец четырнадцатый грэйд в тарифной сетке. Это лишние две тысячи в год! Это новая жизнь, старик! Принципиально новая жизнь!.. Закурим по такому случаю.Напротив кабинета редактора сидит машинистка Полина. Когда-то она работала в нашей франкфуртской секции. Познакомилась с немецким актером.
1 2 3 4 5