Обратил внимание на талантливые материалы госпожи Павловой и мечтал о сотрудничестве. Как замысловато иногда шутит с нами жизнь. Проверяешь журналистку на умение хранить коммерческие тайны рекламодателя, а она — супруга такого уважаемого человека— И умеет хранить? — усмехнулся муж— Кремень, — кисло польстил Валентин Петрович.Я поднялась:— Спасибо, Валентин Петрович.— Бог с вами, какие мелочи!Этот мерзавец чего-то ждал. Ах, да, ручку поцеловать. Этикет. Как хотелось врезать ему. Но сдержанность — второй дар небес мне. После несдержанности.Мы направились по ухоженной аллейке к выходу с участка, за нами маячила пара телохранителей мужа— Где это? — шепнула я.— Потерпи.Ого, размаха он не утратил. За воротами в наступающих сумерках утопали три иномарки. Я окончила школу на двойки, но то была его школа. Получалось, что Валентин Петрович рыбина еще та, и с мужем они плавают в разных бизнес-прудах.— Ты много ему за меня должен? — вспомнила я былую терминологию и замашки.— Выкручусь, если ты не застряла костью у него в горле.— Интересно, как бы меня выпихнули из этой крепости?— Там сзади калитка в стене. Через нее вперед ногами.— Настолько серьезно?— Я тебя предупреждал, нарвешься. Если бы было несерьезно, он бы тебя в ресторане покормил.— Как ты его вычислил?— Дома поговорим.Бог мой, черт, дьявол, кто-нибудь, я сегодня доберусь к Измайлову? Но коли муж сказал: «Дома», — значит, до него и промолчит. Муж. Не я. Чуть-чуть тишины, и вдруг я против воли загоготала. Истерику снимают пощечинами, так что риск известный был. Но остановиться у меня не получалось.— Спятила? Хотя тебе сегодня досталось.— Нет, я не про эту мерзопакость… Я про «уважаемого человека».— Ты, Поленька, не зарывайся.— Да послушай меня. Когда такие, как Валентин Петрович, киоски держали…— Откуда сведения?— Интуиция, ха-ха-ха…— Полина!— Все, все. В общем, была у меня знакомая. Выскочила замуж лет в семнадцать и зажила настоящей барыней. То есть, подвыпив вечером с сестренкой и ее благоверным, шли они ликерчику прикупить. А тверезый муж под одно, как говорится, навещал свои точки. Ему тогда улица принадлежала еще не целиком, и хорошим тоном считалось облагодетельствовать конкурента, отовариться у него.— Поля, детка…— Перестань, белый воротничок, ты деньги компьютером делал. А они утюгом и ломом. Но я о другом. Девицу и ее сестру пустили с заднего киоскового хода к широкому выбору, а муженек тем временем базарил с владельцем возле окошечка. И, прикинь, девочки с продавщицей не поладили. Не прогнулась, видно, по ранжиру труженица. Дошло у них до драчки. Метелят они друг друга, а юная леди и думает: «Что я делаю, я не должна, я права не имею… Ведь я жена такого уважаемого на этой улице человека…»Он ничего не сказал, сидел и смотрел на меня. А его шофер и телохранители извивались от хохота.— Прости, — вздохнула я.И он, как недавно Измайлов, улыбнулся:— С возвращением.Потом тихо и сухо велел своим:— Молчать.И опять воцарилась тишина в короне из черных ониксов богатства одного и бедности других.Я отвлеклась видом из окна. Мы мчались от дворцового поселения тех, кто не только делал, но и продолжал делать основные свои деньги утюгом и ломом. Ну, нынче, наверное, пистолетом. И меня, и его, бросившегося на зов: «Это Полина, спаси», караулила скелетина с косой. Я убила Юрьева, потом мужа и себя… И полковник Виктор Николаевич Измайлов не в силах был предотвратить грядущего.— Зачем ты приехал за мной? — приникла я к его уху.— Если не догадываешься, на тебя и слов не стоит тратить.— Мы в разводе.— А при чем тут развод?— Из-за Севы?— А при чем тут Сева?— Из-за себя?— И я тут ни при чем.Поди пойми его. Только я сегодня уже так находилась, набегалась и наездилась, что отправляться на поиски понимания была не в состоянии. Глава 4 Обиталище мужа хотя бы внутри отличалось от всех остальных — я постаралась. После унылой магазинности обстановки Валентина Петровича здесь было классно. Мы поднялись наверх и направились в небольшой зал для своих, который, словно друг, утолял любые сплины. Потому что был доверчиво уютен. Дальше продолжать бахвалиться своими дизайнерскими подвигами неловко, если учесть, что я вытворила. Двери всех спален выходили в этот зал, следовательно, и попасть в него можно было только через одну из них. Мы воспользовались хозяйской, как проходной. Меня уже давно угнетал наряд с плеча Валентина Петровича, и безумно жаждалось переодеться. В спальне я бросилась к шкафу, распахнула его и лишь тогда вспомнила, что мои вещи в другом месте. Я не покраснела — побагровела. Но, покаянно оглянувшись на мужа, обнаружила, что он смущен еще больше меня, хулиганки.— Извини, детка, я не монах, не евнух.Да, на плечиках болтались три вечерних платья и несколько халатов разной длины. Никогда бы не облачилась в подобный отврат.— Ты меня извини, не знаю, как получилось. Так хотелось избавиться от того, что на мне… Я машинально. Автоматически.Я захлопнула дверцы, и, не глядя друг на друга, мы поплелись к своей цели. В том, что у него есть женщина, я не сомневалась. «Не монах, не евнух», — это слабо сказано. Но наличие мадам, заполняющей гардероб, было открытием, и оно меня почему-то покоробило. Уж не думала ли я, что он всю жизнь будет за мной бегать и звать назад? Еще женится, детей наделает… Однако к мысли о такой перспективе нужно было привыкнуть.— Дама сегодня придет? — спросила я.— Останешься? — обрадовался он.— Нет, конечно, просто сцен не терплю.Видимо, мое «конечно» его зацепило и царапнуло.— Дама будет, но попозже.— Хорошо. Может, расколешься, как ты вычислил Петровича?Он достал из бара коньяк, мартини, лимон, ледок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73