Если спорить и перечить, он ещё больше разозлится, да примется кулаками махать. А так покричит, побуянит, но скоро успокоится и потащит её в постель. А после своего любимого занятия станет шелковый, как шарфик на шее, хоть узлы завязывай.— Я устала, — тихо сказала она и для убедительности повторила. — Устала…Он перестал ходить, застряв у окна, развернулся и изумленно уставился на нее, увидев перед собой простодушный взгляд ни в чем не повинного человека.— Ты устала? Отчего устала. По подиуму шлындрать — не велика работа! Не кирпичи таскаешь! А если устала, можешь отдохнуть. Съезди на недельку за границу. Больше не дам. Ты мне нужна здесь.— Зачем? — уточнила Люська, хмуро глядя на него исподлобья.— Привязался, — хмыкнул он. — Не могу без тебя. Когда тебя нет, мне чего-то не хватает. Мне плевать, как это называется. Ты должна быть при мне всегда. И я тебя никуда не отпущу. Хочешь ты этого, или не хочешь. Вот так.Люська с отвращением слушала его, обиженно проворчала:— Мне осточертели все эти твои траханья и разборки! Терпеть этого уже не могу.Вот такого он не ожидал! Любые капризы случались, но такого откровенного хамства ещё не было. Он ведь подобрал её на помойке, в каком-то захолустном салоне, отмыл, отчистил, навел лоску и вывел в свет. Кто она была до него? Задрипанная манекенишка — ни рожи, ни кожи. Ведь это он её холил и лелеял, нанимая массажистов и парикмахеров, и сделав из неё звезду подмостков. И в результате получить такой плевок в лицо! Оказывается, все их близкие отношения, вернувшие ему утраченную молодость, всю его любовь и нежную заботу о ней она не ставила ни в грош. Вот этого он, пожалуй, ей не простит! Сейчас простит, потом нет. Он помнит всех, кто нахамил ему когда-то, помнит долго, всю жизнь, пока не отомстит. Чувство мести, как и сексуальное влечение, можно удовлетворить только актом и ничем другим.Он медленно подошел к дивану, навис над нею и стал гладить по головке, как провинившуюся дочку, от чего у неё похолодело внутри. Вдруг схватил за волосы и сдавил с такой силой, что Люська сморщилась от боли. Но она даже не пискнула, не хотела унижаться до плача.— Осточертели, говоришь? Могу тебя освободить от этого. Но тогда извини. Полы в привокзальном сортире будешь мыть. Больше никуда не возьмут. Но я тебя потом на порог не пущу. Мне нужна дама из высшего общества, а не поломойка. Так что сейчас должна мне служить.Он отпустил её волосы, опять погладил по голове, заговорил ласково и душевно.— Ну, зачем ты меня расстраиваешь, Люся? Я ведь тебя люблю. Вот такую своенравную. За то, что наперекор мне, люблю.Он сел рядом с ней на диван, приобнял за плечи, поцеловал в щеку. Люська даже не повернулась и никак не отреагировала на его нежности.— Не делай мне больно, — тихо сказала она.— А ты не заставляй! Я же тебя ревную. Нет, правда. Ты вчера разделась там, в ресторане, а эти наглые рожи на тебя смотрят и ржут. Я так взбесился, что готов был их всех перестрелять. Ты мне не веришь?Люська повернула голову, посмотрела ему в глаза.— Не верю…— Почему? — зло пробормотал он. — Почему не веришь?— Ты не из-за ревности взбесился, а из-за того, что над тобой смеялись.— Ошибаешься, Люся, — улыбнулся он. — Сейчас ты увидишь, как я тебя люблю.Он стал стаскивать с неё кофточку. Она безвольно подчинилась. Ей уже было все равно, что он с ней делает. Мог бы спокойно сейчас придушить, она бы не пикнула. Наступило оцепенение, которое возникает, когда свалившиеся несчастья перехлес-тывают через край. Тогда устаешь с ними бороться и просто сидишь и равнодушно ждешь, какая ещё гадость свалится на тебя. Вот с таким полным безразличием Люська и отдалась Махрову, как отдавалась ему в последнее время.На звонок долго никто не открывал дверь, и Андрей уже посчитал, что хозяйки все ещё нет дома. Он расстроился и собрался ждать её хоть до ночи тут на лестнице, как вдруг дверь распахнулась, и на порог вылетела Люська, раздраженная и злая, запахивая одетый на голое тело халат. Андрей замер, боясь спугнуть её своим видом. Она стала старше, грубее и серьезней, но он узнал её мгновенно. Сердце у него сразу подпрыгнуло, и он расцвел счастливой, хотя и довольно глупой, улыбкой.— Чего надо? — грубо спросила она, увидев за дверью какого-то облезлого бомжа.— Здравствуй, Люся! — сказал бомж.Люська недоуменно смотрела на него. Ее мрачная физиономия выражала только одно: где найти такое место, где бы её никто не доставал и не лез в душу. Наконец, в голове всплыли воспоминания далеких дней, и в дверном проеме прорисовалось знакомое лицо, но кто это такой, она вспомнила с трудом.— Андрей?— Хорошо, что ты дома. А я уж подумал — тебя нет.— Ты что, вернулся?— Ага. Когда-нибудь это должно было случиться. И вот, я тут.— Как ты меня нашел?— Проходил мимо какого-то салона мод. И вспомнил, что ты хотела стать манекенщицей. Ты мне писала, помнишь? Зашел и с боем узнал у персонала твой адрес.Люська продолжала мрачно смотреть на него, и он понял, что она не рада. Совсем. А чему ей радоваться? Прошлое не вернуть, оно безвозвратно ушло, а если и вернется, сейчас будет только в тягость. У неё совсем другая жизнь, нелегкая и несвободная. Она повязана по рукам по ногам и уже не принадлежит себе. Этот бывший зек теперь ей не нужен, она просто не может позволить себе иметь с ним какие-то отношения.— Я рада, — сухо проговорила она. Ни один мускул на лице не дрогнул, чтобы изобразить подобие улыбки. — Но тебе лучше сейчас уйти.— Почему? — искренне удивился он.— Я не одна.— А с кем, с мужем?— Нет.— С приятелем?— Да нет же. Тебе этого лучше не знать. Уходи, и все. Потом как-нибудь увидимся.Он пожал плечами.— А мне некуда идти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122