Сразу бросалось в глаза, что хозяин хоть и не обладает изысканным художественным вкусом, но имеет для удовлетворения амбиций достаточные материальные средства. Во всем этом проявилась его застарелая любовь к роскоши, да и воспоминания безоблачного детства.— Бурый затряс хвостом, — сказал он, попыхивая сигарой. — Я даже слышал, как дрожала трубка и стучали зубы. Он запаниковал, это однозначно. Теперь будет дергаться и рано или поздно сорвется. И тогда сделает неверный шаг, который будет стоит ему жизни. Он уже ничего не может. Все, сдохся! За ним никто не стоит. Посильней надавим, и сам уйдет. Если не уйдет, уберем с дороги.— Что он тебе предложил? — уточнил сидящий напротив Чекунь.— Забил стрелку в девять у Лысого. Побазарим о делах. Если он начнет свару, придется утихомирить. Возьмешь на себя Боксера. Если сам не справишься, зови на помощь Колюню и Дубаря. Втроем завалите. С его бычками, надеюсь, наши ребята справятся. Ну, а мне Бурого пальцем ткнуть, и он труп. Потом отцам скажем, сам полез. Он ведь стрелку забил, не я.— Давно надо было их разогнать, Валер, — согласился Чекунь. — Чё ты с ними все сюсюкался? Бурого убрать, мордоворота завалить, и все их ребята сами к нам перебегут. Если они пушки повынимают, тогда всех отработаем. Лично Боксеру маслину закатаю.Груздь задумался, посасывая сигару и пуская дым.— А там, как на войне, все трофеи победителю, — промычал он.Во многих городах ещё сохранились памятники вождю мирового пролетариата. В Белокаменске их было три. На центральной площади имени этого памятника, на площади перед вокзалом и в городском парке культуры и отдыха. Вечерами в парке было пусто. Люди предпочитали не гулять по темным аллеям, боясь нарваться на хулиганье. Но хулиганья никакого и не было, поскольку в парке рядом с памятником лысому пахану то и дело проходили разборки вооруженных людей, выбравших для себя призвание обитателей «больших дорог».Среди темных деревьев возвышался знакомый силуэт с поднятой вверх рукой и зажатой в ней кепкой. То ли он махал ей на прощанье исчезающему в тумане истории пролетариату, то ли показывал запоздавшему гуляке в направлении выхода. Тем не менее лучшего места для разборок трудно было придумать, и даже патрульные менты обходили его стороной.Ровно в девять к памятнику подъехал темно-серый «мерседес» Махрова с Боксером за рулем и двумя парнями, неудавшимися чемпионами-тяжеловесами. Следом подкатил вишневый «лендровер» ещё с тремя молодыми бойцами, тоже, по всей видимости, имеющими за плечами различные спортивные соревнования. Через пять минут подлетел темно-зеленый джип «гранд чероки». Из него легко по-спортивному выскочил рыжий Чекунь и вылезли двое качков, следом за ними солидно выбрался Груздь. Рядом с джипом пристроилась черная «ауди». Из неё вывалились ещё четверо упитанных парней в застегнутых наглухо черных кожанках. Оружием не размахивали, но, видно, держали по карманам наготове. Обе группы сгрудились напротив друг друга, закурили и принялись трепаться вполголоса, чтобы не было слышно конкурентам. Махров кивнул Груздю, и они удалились к подножию памятника для серьезного разговора. Братки остались у машин, переглядываясь и переговариваясь.— А сейчас руки трясутся, Чекунь? — крикнул Боксер. — Ну что, все ещё похмельная дурость в башке? Давай налью? У меня в машине есть пару пузырей. Ты что предпочитаешь: джин, виски, самогон, бормотуху?— Я кефир пью с похмелья, — крикнул в ответ Чекунь. — Очень помогает. И вообще полезно для здоровья. Сразу реакция быстрей и удар более точный. Сразу раз — и в гроб! — Он махнул сжатым кулаком.Тем временем авторитеты беседовали по душам в тени гранитного постамента.— Зря ты это затеял, Валер, зря, — огорченно говорил Махров. — Никому от этого не будет лучше. Ни тебе, ни мне. Ты же не фраер какой-нибудь, знаешь, к чему это приведет.— О чем ты толкуешь, Сергеич? — удивлялся Груздь. — Если я что-то делаю не так, говори. Я послушаю. Мы за этим здесь.— Не крути бейцалы! — Махров пронзительно смотрел ему в глаза. Знал, что его взгляд раньше нагонял страху на фраеров и валил женщин наповал. Но сейчас времена изменились: смотри, не смотри — никакого эффекта. Женщины не реагируют, воры тем более. — Это ведь наш район. По закону. Закон пока никто не отменял. Мы уйдем, Валер, а закон останется. Это Конституцию по сто раз переписывают, а наш закон один раз написан — кровью.— Да ладно тебе, Сергеич! — Груздь со злостью отбросил окурок. — Никто твой закон уже не читает. Мы туда первые пришли, вот и весь закон. Хочешь поперек идти, столкнемся лбами. Кто пойдет дальше, будет решать сила.— Я старше тебя, Валер. И знаешь, уже не хочу крови. Нагляделся и напускался. А ты ещё молодой. Тебе меня не понять. Ты готов идти по трупам. Но я не такой слабак, как тебе кажется. У меня сила есть. Не кулаки, хотя и это найдем. Я тебя смести могу в один момент. Сам не заметишь, как в канаве окажешься с дыркой в башке. Я тебе не угрожаю, пойми. Я предупреждаю. Но я не хочу этого. У меня есть другая сила. Одно слово скажу, и тебя уберут. Будешь грузчиком работать. Все! Больше ничего не дадут. Не лезь против закона.— Плевал я на твой закон! — окрысился Груздь. — Этот район ничей. Туда никто раньше не совался. Рабочий квартал. Одна нищета живет. А мы этих ребят давно пасли. Так что они наши пасынки. А твоих костоломов они знать не знают.— А Черновца тоже ты пас? — взорвался Махров. — Может, и бабки ему давал на раскрутку? Может, ты его от разных собак охранял, которые его за задницу кусали? Он мне всем обязан. Если бы не я, его бы смели давно.— Слушай, Сергеич, — усмехнулся Груздь, — ты какой-то сегодня чумовой!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122