В сто двадцать седьмой однокомнатной квартире оказался мужчина средних лет, у него был то ли выходной, то ли отпуск. Он отнесся к наличию двух трупов на своей площадке более выдержано, но занервничал и сразу забормотал про то, что ничего не видел и не слышал. Впрочем, по-видимому, это было чистой правдой.
— И что, вы даже не слышали никаких криков? — уточнил Костя. — Ведь женщина могла кричать, когда увидела, как убивают ее мужа?
— Не слышал! Ей-богу, не слышал! — стал отказываться мужчина. — У меня был включен телевизор. Вот там всяких криков хоть отбавляй! Разве услышишь, как на лестнице кричат?
Не получив ничего с соседей, приступили к допросу охранника, как главного свидетеля. Хотя он тоже никаких громких звуков не слышал, а тем более выстрелов. Но зато воочию видел киллеров и, вероятно, сможет более-менее досконально их описать, если еще не страдает склерозом.
Опера попросили всех пройти в квартиру, чтобы не мешать криминалистам заниматься своим делом. Михалыч и Николай расположились на диване в гостиной. А соседи, мужчина и женщина, приглашенные в качестве понятых, сели в сторонке на стульях.
— Ну, давайте, опишите их! — попросил Самохин. Хоть Юра Тарасенко и записывал показания Михалыча в протокол, полковник хотел своими ушами слышать рассказ свидетеля — вдруг какая-то важная деталь проскочит в его словах, которую пропустит протоколист.
Михалыч откашлялся и встал в позу. Понял, видно, насколько важным сейчас является каждое его слово. Потому и произносил их с расстановкой, взвешивая и обдумывая.
— Ну, один чернявенький, невысокого роста, — стал вспоминать он. — Но не скажу, что он был этой... кавказской национальности. Наш человек, российский. Такой в кепке, надвинутой на глаза. Глаза такие темные, щеки впалые, нос чуть горбатый и с усами. Одет был в грязную рабочую куртку какого-то непонятного цвета и темные штаны. Это все, что я запомнил.
— Ну, а другой?
— Другой? Другой повыше ростом немного. У него, кажется, были густые медные волосы, он был без кепки, но чуб нависал на самые глаза. Был без усов, нос немного картошкой. Простецкий такой парень, каких тысячи. Одет тоже был в рабочую куртку коричневого цвета и черные штаны. И у обоих в руках маленькие чемоданчики. Ну, любой, кто их увидит, скажет — сантехники! У меня, главное, и сомнения не возникло!
— А как же они в дверь прошли? — спросил Корнюшин.
— Как-как! Так же, как и все входят. Нажали кнопки домофона, кто-то им ответил, затем открыл дверь, они и прошли. Балагурят меж собой, шуточки отпускают. Ну, какие к черту киллеры? У меня и в мыслях этого не возникло! Мы, говорят мне, в сто шестнадцатую квартиру идем, смеситель менять. Ну, идите, говорю, мне что, жалко!
Костя помотал головой и хмыкнул. Да, придраться не к чему. Охранник же не обязан обыскивать проходящих мимо его поста сантехников и всех других граждан на предмет наличия оружия. И то, что они киллеры, у них на лбу не написано.
— Вы нам поможете их фоторобот составить? — уточнил он.
— Помогу, чего не помочь, — согласился Михалыч. — У меня зрительная память хорошая. Вот интуиция ни к черту! И как это я их прошляпил?
От охранника отстали и насели на водилу Николая. Тот чувствовал себя виноватым, но старался этого не показывать. «Сантехников» он тоже хорошо запомнил, поскольку обратил на них внимание, когда они выходили из подъезда. Его описание вполне совпало с описанием Михалыча. Плюс к этому он запомнил машину — обычную «шестерку» грязно-темного цвета. Но, как ни старался, номер вспомнить не мог. Самохин махнул рукой. Даже если бы он и запомнил номер, это мало что даст. Машину, скорее всего, уже бросили где-нибудь неподалеку.
— Что же вы так плохо хозяина охраняли? — осуждающе проговорил полковник.
Водитель занервничал и скорчил обиженную физиономию. Словно это сам хозяин был виноват в своем убийстве, а не он, его телохранитель.
— Дмитрий Василич сам запретил мне провожать его до машины! — сразу отрезал Николай возможные обвинения. — Говорит, жене неудобно прощаться, когда рядом посторонние. Да и вообще, говорит, что я маленький, сам не дойду. Не было у него никаких подозрений, что его могут того... в подъезде...
— Оказалось, что маленький, — проворчал Самохин. — Не дошел. Надо было вам свои обязанности исполнять до конца. Хочет этого шеф или не хочет. Здесь уже решает не он, а его телохранитель. Разве не так?
Николай отвернулся и уставился в пол. Понимал, что с него спрос будет серьезный. Во всяком случае, в его карьере телохранителя образовалось большое черное пятно, которое ему никогда не простят. Но когда обязанности мешает исполнять сам охраняемый, то упрекать телохранителя трудно.
— Ну да, такому скажи поперек, — обиженно проговорил он. — Сразу взашей погонит!
— Значит, у него что, характер был тот еще? — уточнил Самохин. — Строгий мужик, да?
— Да не особенно, чтобы строгий, но с норовом. Чуть что не по его, сразу в крик! Мог уволить кого-нибудь в один момент, если человек не справился. То сидит хвалит кого-то, а назавтра этого же ругает почем зря.
Самохин навострил уши.
— Вспомните, пожалуйста, кого он ругал в последнее время?
— Как кого? Все того же — Полозкова. Тот его просто достал. То одного не может сделать, то другого. Дмитрий Василич мне про него все уши прожужжал. По-моему, он собрался его увольнять.
— Это интересно... — пробормотал Самохин, что-то себе обдумывая, и решил посмотреть на трупы в последний раз, перед тем, как их увезут.
Глава 2
Они знали друг друга лет пять. Вместе ходили в один спортзал, качали мышцы, отрабатывали удары, гоняли мяч. Знали все слабости и сильные стороны каждого из троих.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136