по-видимому, он пытался ползти наверх по облицовке и снова соскальзывал вниз. Может быть, ботинки в это время и потерялись? Жилых домов в этом районе набережной нет, по ночам она совершенно пуста. И криков никто не услышал, тем более что постоянно грохотали поезда метро. То ли он выбился из сил и просто замерз, то ли при падении получил такие травмы, которые привели к смерти, то ли и то и другое. А ранним утром тело обнаружил человек, гулявший с собакой, при этом заметил с другой стороны набережной. Вызвали милицию, но виновных так и не нашли.
Оставалось только вспомнить, откуда он эту историю взял. Впрочем, ерунда, какая разница откуда? Теперь нужно детально обдумать, как во второй раз воплотить ее в жизнь. Вызывать этого подонка на встречу, чтобы обсудить что-то важное. Щуплый, нетренированный, трусливый – с таким легко справиться. Он сам в два раза больше и по весу, и по росту, так что сбросить вниз «оппонента» ему ничего не стоит. А там кричи не кричи – никто не услышит и не заметит. Ни следов, ни отпечатков пальцев – ни-че-го. И зло будет наказано.
Он торжествовал. Он считал себя гением. От этого внутреннего торжества даже тряслись руки. Или они дрожали от желания как можно скорее воплотить свой замысел в жизнь? Точнее – в смерть. Он даже усмехнулся про себя от этого невольного каламбура. Усмехнулся и подумал, что он действительно особенный: ну кто еще, замышляя такое, мог бы острить и получать от этого удовольствие?
Даже природа, похоже, была с ним заодно: днем оттепель, а ночью – за минус. Это значит, что на Москве-реке и следов льда нет. Значит, барахтаясь там, у кромки, человек неизбежно вымокнет, и пропитавшаяся водой тяжелая одежда еще больше скует движения. А потом – мороз. И все. А еще лучше, если скатится в воду и утонет. И не жалко. В любом случае исчезнет с его пути навсегда.
Только не забыть захватить с собой фляжку со спиртным. Помянуть, согреться – да что угодно, лишь бы потом, при вскрытии, в крови нашли следы алкоголя. Выпил – и свалился в реку. Обычное дело. Нужно только сказать, что сейчас вообще нельзя встречаться на людях, то есть сказать правду. Вот и все, и никто никогда не догадается, кто убийца. Умные люди не бывают преступниками, потому что не попадаются.
А он и так не преступник: он только должен защищать свою жизнь.
Андрей с ходу отмел все мои возражения на предмет того, надо ли ему лететь ко мне сломя голову: план работы на сегодня я выполнила, дискету, конечно же, прочитаю и, насколько он успел разобраться в моем характере, выводы сделаю скоропалительные, хотя не исключено – правильные, но вследствие той же скоропалительности начну оповещать о них направо и налево и тем самым все испорчу если не окончательно, то бесповоротно. Ему, Андрею, тоже сегодня особой нагрузки не выпало, может располагать собой и своим временем как угодно. Единственное, на что он согласился, – это на ужин в моем доме. И то потому, что я пригрозила голодовкой на неопределенное время.
– А продукты-то у вас есть? – с римской прямотой спросил он меня, проявляя явные способности к дедуктивному способу мышления.
– Хлеба только нет, – попыталась увернуться я, – но мучное есть вредно. Фигура портится.
– Для того чтобы испортилась ваша фигура, – отпарировал Андрей, – нужно лет пять питаться одним горячим белым хлебом, густо намазанным маслом. Ладно, я подумаю, что вам купить вместо цветов.
Приятно слышать. Положив трубку, я, конечно же, уставилась в зеркало на дверце гардероба. Н-да, душераздирательное зрелище, как говорил ослик Иа. Фигуры действительно просто нет. Глаза тусклые, волосы всклокоченные. Видел бы меня Валерий – убил бы на месте. При нем я в таком виде ходила только из своей комнаты в ванную и то тогда, когда он спал. В общем, распустилась.
По словам Андрея, чтобы добраться до меня, ему требовалось минут сорок – сорок пять. Без машины и из центра города это было абсолютно нереально. Но почему, собственно, я вбила себе в голову, что он работает в центре? Павел – да, ежу понятно. Но про моего покровителя-добровольца я практически ничего не знала, и временами мне от этого становилось дискомфортно. Надо что-то делать, пока я еще как-то контролирую ситуацию. Иначе очень скоро ситуация начнет контролировать меня – было уже такое в моей жизни.
А прежде всего нужно приводить себя в порядок. В экстремальных условиях я всегда действую быстро, поэтому нашла длинную домашнюю юбку, погладила ее, за полчаса навела марафет. И уже после этого вернулась к компьютеру, чтобы познакомиться с содержанием дискеты.
Я снова набрала код. Действительно, кроме меня, его вряд ли кто-нибудь мог угадать. Марина все-таки рисковала: а если бы за эти месяцы Масик из моей жизни испарился? Я бы ни за что не стала его вспоминать, разве что в качестве объекта для смешного рассказа. А тут юмором, судя по всему, и не пахло. Разве что черным.
Добрую половину дискеты занимала абсолютная абракадабра, написанная к тому же на английском языке. Потратив полчаса на тщетные попытки проникнуть в суть, я сдалась и нажала на клавишу быстрого просмотра текста. Где-то после пятнадцатой страницы начался наконец нормальный текст. То есть нормальный в том плане, что русский и все слова мне были не только знакомы, но даже складывались во вполне связные фразы. Только смысл этих фраз никак не хотел до меня доходить. Если бы все это было изложено по-английски, у меня не возникло бы ни малейшего сомнения: отрывок из тех произведений, которые я переводила, перевожу и, надеюсь, буду переводить. Но по-русски, да еще в качестве как бы сопроводительного письма к предыдущему… Воля ваша, это уже было чересчур!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54