- Помните вы, без сомнения, как за грехи многие покарал Господь наш род
людской потопом. Но как сие ни прискорбно, с той поры люди не токмо от
грехов очиститься не сумели, презрев даже искупительную жертву Спасителя,
но к таковому развращению и падению нравов пришли, что и времена Ноевы пред
нынешними показались бы праведными. Отчего же, спросите вы, долготерпению
Господню конец не приходит, и накопление пороков и злодейств наших Судным
днем не завершается? Иному ответил бы паки словами из Писания: неисповедимы
пути Господни. Вам же открою прочим неведомое...
Ко мне чуть склонясь, понизил старец голос до шепота, и оттого вдруг
затрепетал я, как бы ветром холодным насквозь пронизанный.
- За истекшие со времен ветхозаветных тысячелетия сам Господь изменился -
и уже ни Своею десницею, ни чрез ангелов Своих не поражает народы смертию.
Впрочем, может статься, что и сами люди, по природе суть двойственные,
помимо зла столь много сокровищ духовных поднакопили, что Господу угодно в
сей раз оказать нам милость...
- Какую же?! - губами коснеющими вопросил я, уже догадываясь, каков будет
ответ.
- С некоторого дня начиная, одному Вседержителю ведомого, грехи людские
начали умножаться вдесятеро противу прежнего. И вот, любя творение Свое-
род Адамов, решил Он дозволить нам еще раз...
Нежданно хозяин на часы свои вновь оглянулся, фарфоровыми нимфами и
амурами изукрашенные, и, речь свою прервав, с подушек легко поднялся.
Пришлось нехотя и мне вскочить.
- Простите великодушно, сударь,- молвил старик, видимое волнение являя,-
но нынче мы с вами расстаться должны немедля. Ласкаюсь надеждою вскоре
беседу нашу приятную продолжить.
К флигелю своему через двор перейдя, невольно оборотился я - и увидел,
что из окон башни не свечной желтый свет исходит, но, как и в прошедшие
некоторые вечера и ночи, белое дивное сияние, самую чистую радость и покой
дарующее. Каковы же были гости, навещавшие в сии часы старого генерала, мне
лишь догадки оставалось строить...
Престранною показалась мне сия ночь, неким грозным предчувствием
наполненная; не сумев уснуть, покинул я свою комнату. Долго бродил темным
парком, лишь неровно чрез окна домов освещенным, покуда не очутился на краю
знакомого поля, где вчера немногие пучки сухих стеблей кукурузы еще
находились. Теперь же и оные были сплошь вытоптаны, ибо вся местность
являла собою один сплошной бивак, красным светом костров залитый. Видел я
ближайший ближний гвардейский бекет, палаток ряды воинских и ружья в
козлах; тут, невзирая на полуночный час, ординарец проскакивал с пакетом,
там солдаты, у огня севши в кружок и закусывая, точили нескончаемые колты.
Инде перетаскивали картузы с порохом, повар же отгонял от разделываемой
туши стаю одичалых бродячих, из нового времени, собак.
На тропинке боковой, между акациями шедшей, разминулся я с двумя
офицерами, вежливо пальцы к треуголкам приложившими. Решительно всех бежал
сон в эту ночь... Удаляясь уже, поймал я одним из двоих отчетливо сказанную
фразу:
- Hierj'ai fai топ testament.
Другой же возразил на сие:
- IL те semble qie c'est топ anniversair dem ain...
"Вчера сделал я свое завещание.- А мне сдается, что завтра мой день
рождения", - мигом перевел я для себя - и уж вовсе с какою-то обреченностью
понял, что мне теперь ведом язык французский, никогда ранее мною не
изучаемый...
О Боже, что творится со мною, отчего колотит меня, власно как в
лихорадке, и нестерпимо теснит мою грудь - думал я, бродя дальними аллеями,
покуда не ободняло и чистая синева, вместе с туманом дворец пред рассветом
залившая, веселыми розовыми бликами на белизне колонн не сменилась...
Невесть откуда, странные мысли являлись мне тем утром. Мнилось, будто
читывал я когда-то некоего сказочника, аглицкого, что ли, коий о машине
повествовал, могущей человека, по желанию оного, в минувшее возвращать,
либо забрасывать в грядущее. Однако же, машина та была малой, вроде
самоката, и одного лишь взять могла; но не соорудил ли кто теперь втайне
подобную же, токмо способную хоть весь белый свет вернуть вспять лет на
двести, дабы род людской свой путь вновь повторил, прежних грехов и ошибок
избегая?.. Машину же сию и не на земле нашей могли сотворить: в ином месте,
блазнилось, встречал я фантазию про жителей дальних звезд, вельми мудрых и
противу нас, человеков, несомненно, во всем сильнейших, паче же в
механике...
Но тут, замечтавшись, влетел я в мокрые от росы лопухи, и мысли мои
досужие прервались со стыдом и досадою. Как же в прямом промысле Господнем
посмел я усомниться, взамен оного пустые фантазии полагая! "Прости меня,
Боже, лукавого раба Твоего!" - в голос сказал я, перекрестился и зашагал
веселее.
Подошед к воротам нашим со вздыбленными львами, у ограды обрел я
топчущимся от холода любезного шурина моего, Михаила.
В первое время одежда его показалась мне прямо шутовскою - штаны синие
линялые, грубо связанная фуфайка... У ног стояла сума, весьма туго набитая.
Памятуя о нашей с оным суспиции, сухо поклонился я Михаилу и хотел было к
себе проследовать, но он подобострастно наперед забежал и вскричал, руки
раскрыв как бы для объятия:
- Старик, ну что ты, в самом деле?! Давай хоть попрощаемся
по-человечески, может, и не увидимся больше!..
- Уезжаешь, стало быть?
- Ага! - закивал он головою.- Расчет получен полный, могу открывать свое
дело - хоть кафе, хоть магазинчик... Теперь сам себе голова, и пошли они
все вж...!
Ощущая к оному брезгливое отвращение, власно как к скользкому
земноводному, но все же не желая на приветливое Михаила обращение отвечать
злостию, я спросил:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28