Воровать, но не попадаться, бить самому, а не быть битым. Усек?
— Усек, — растерянно кивнул Денис. Столь исчерпывающе логичной и ясной концепции смысла человеческого существования он до сих пор не встречал ни в одном учебнике философии или психологии.
— У нас в магазине даже свой собственный суд есть, — похвастался Бык. — За мелкое воровство мы просто бьем, а за хищения в особо крупных размерах судим. Андреич всегда за прокурора: у него теща прокурором работает. Судья у нас Дубыч, лоточник. Вот это зверь. В армии служил в дисбате — дисциплинарном батальоне, в психушке отдыхал, четыре ходки на зону — отморозок конкретный. Я, как самый гуманный — за адвоката. Суд организуем в приемке посуды, подальше от начальства. Подсудимого сажают на ящик, и судья зачитывает наказание. Наказание всегда одно — смертная казнь. Прокурор, как правило, предлагает электрический стул, а я требую заменить его на повешение. Судья соглашается, потому что Зоя пообещала, что за электрический стул руки-ноги нам повырывает, а Зою даже Дубыч боится. Приходится вешать.
— Как это — вешать? — сдавленным голосом спросил Денис.
— Как? Да как обычно! За трубу у потолка цепляем кусок провода, ставим приговоренного на ящик, одеваем на шею петлю, ящик выбиваем.
— И-и… что?
— Да ничего. Как посинеет — снимаем, потом все вместе водку пьем. Магазину живые кадры нужны, а не жмурики. Вчера вот Шайбу вешали, это уборщица наша. Деньги из общака тырила, а Дубыч застукал. Пока судебное заседание тянулось, все в стельку упились. Шайба сама лыка не вяжет. Она как напьется, у нее один глаз закрывается, а второй открыт. Стоит она, значит, на табурете, таращится одним глазом, к стенке ее прислонили, чтобы не упала, а Дубыч сам пьяный — никак петлю на шею накинуть не может. Андреичу пришлось ему помогать. Только петлю надели, как Зоя вломилась со скалкой. Совсем озверела. Разогнала суд, и в наказание заставила нас посуду мыть. Да ты не дрейфь, парень! Жизнь штука суровая, но веселая. Выпивку-то Андреичу принес?
— Принес, — кивнул Зыков, указывая на сумку. — Водка. Импортная. Редкая марка.
— Вот и хорошо, — отечески кивнул Бык. — Водка русскому человеку душу греет. Понравишься Андреичу, может он тебя и не тронет, если, конечно, по крупному воровать не будешь.
— Не буду. Ей-богу, не буду! — торжественно поклялся Денис.

Прокурор Алексей Михайлович Чернов был неглуп и в меру образован, но не кичился своей интеллигентностью, памятуя о том, что таких в системе правосудия не любят. Как и подавляющее большинство работников прокуратуры и правоохранительных органов, он химичил с отчетностью, без особых душевных терзаний шел на неизбежные компромиссы, при необходимости вступал в контакт с сильными мира сего, и, вследствие всего вышесказанного, относился к закону гибко, взвешенно и с пониманием реалий сегодняшнего дня.
Чернов умел правильно оценивать ситуацию, подмечать и учитывать множество противоположных факторов, у него были хорошие связи и перспективы на выдвижение, его тянули, но делали это лишь потому, что он не нарушал правил игры.
Вчера вечером Алексею Михайловичу позвонил заместитель мэра Александр Андреевич Гаков и пригласил на ужин в ресторан «Белое солнце пустыни» на Неглинной.
В ресторане, под ярками кумачовыми лозунгами «Свободу женщинам Востока!» прокурора, весело щебеча, встретил гарем Абдуллы, волей судьбы доставшийся во временное пользование отважному красноармейцу Сухову. Миниатюрные восточные красавицы в тюбетейках, шелковых шароварах и платьицах напевали, как соловьи, про мясо молодого барашка, которого Саид пригнал с сухого ручья, про черную икру в ложке по рецепту Верещагина, про рассыпчатую картошечку с укропчиком и дымком по-узбекски.
В искусственном арыке плескались молодые осетры, вместо потолка над головой нависала тростниковая крыша, на крыше макета пустого нефтехранилища замер Сухов с пулеметом, по узкой металлической лестнице лез зловеще улыбающийся за миг до смерти нехороший басмач Абдулла.
Заместитель мэра пригласил Чернова на низкий полукруглый диванчик «для абреков», и для затравки заказал салат «Ташкент»: тончайшую соломку зеленой редьки, приправленную мясом молодого барашка, зеленью, перцем и белым соусом. Затем были бухарские манты, румяный шашлычок, фрукты, азиатские сладости и, естественно, беседа. Милая, приятная беседа двух интеллигентных благополучных людей.
Порассуждав о преимуществах свежевыжатого гранатового сока перед алкоголем, Гаков опрокинул стопочку коньяка и перешел к делу.
— Я слышал об аресте Богдана Пасюка. Кажется, речь идет об убийстве?
Прокурор кивнул. У прокуратуры были основания полагать, что Пасюк застрелил коммерсанта Давида Шнейдермана, скаредного барыгу-ростовщика, по жадности и глупости решившего показать фигу рэкетирам синяевской мафии. Фактов против Пасюка, правда, было немного, с гулькин нос, с вещдоками тоже была напряженка, но при желании и с меньшими доказательствами под вышак отправляли.
Пока Чернов объяснял это, заместитель мэра задумчиво кивал.
— Правоохранительные органы должны стоять на страже законности и правопорядка, — дослушав до конца, изрек Александр Андреевич. Необходимо быстро и объективно разобраться с делом Пасюка. Если Богдан действительно виноват — тогда никаких разговоров — придется ответить по всей строгости закона, но если честно, то не верится… Говорят, это хороший парень из приличной семьи. Ну какой из него убийца?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101