Вот и сегодня утром у меня такое ощущение, что я должен заново познакомиться с собственным отцом.– Наверное, он все время путешествовал, пока вы были ребенком?– Да, он много ездил – то в Колумбию, проверить свои каучуковые плантации, то в Испанию, где у него тоже большие земельные участки. Когда он появлялся в Париже, он приходил ко мне в пансион, вызывал меня в комнату для посетителей, и мы с ним беседовали… Четверть часа…– А ваша матушка?– О, мама была совсем другой! Понимаете, все мое детство, по крайней мере, сколько я себя помню, прошло в пансионе…– Но вы все-таки любили вашу маму?– Да, конечно. Хотя и ее я почти совсем не знал.На лице Терезы отразилось удивление.Молодой человек, ничего не замечая, продолжал рассказ о своем одиноком детстве:– Как вам объяснить, Тереза… Сейчас, когда я повзрослел, я начинаю понимать вещи, о которых раньше даже не догадывался.Отец и мать не ладили друг с другом. С детства я помню маму тихой и печальной, очень печальной, а отца шумным, деятельным, веселым, громогласным… Мне кажется, мама его просто боялась. Когда по четвергам слуга приводил меня из пансиона домой, я сразу же поднимался к ней в комнату, чтобы поздороваться. И всегда видел ее лежащей в шезлонге в полумраке, за опущенными шторами. Она едва касалась меня губами, задавала два-три вопроса, а потом меня уводили, потому что я ее утомлял…– Она тогда уже была больна?– Мама всегда была больна…Несколько секунд Тереза молчала. Потом провела рукой по лбу и произнесла:– Похоже, вы были не очень-то счастливы!– Да нет, в детстве я этого не ощущал. Впервые я почувствовал себя несчастным только, когда вырос. Пока я был ребенком, я просто не думал о том, как грустно не иметь по-настоящему ни отца, ни матери.Занятые разговором, Тереза и Шарль даже не заметили, как прошли половину дороги до станции в Верьере.Уже рассвело, и наступил сумрачный, серый день, какие обычно бывают в декабре, когда тяжелые тучи плывут прямо над головой, кажется, протяни руку – достанешь.Наконец Тереза снова заговорила:– Признаться, я тоже была не очень счастлива. Я рано потеряла отца и совсем его не помню. И мама, должно быть, тоже умерла…Шарля немало удивила двусмысленность последней фразы:– Как это может быть, Тереза? Неужели вы не знаете, жива ли ваша матушка?– Да нет, я знаю… И бабушка так говорит… Но всякий раз, когда я пытаюсь расспросить о деталях смерти мамы, она переводит разговор на другое. Иногда мне кажется, что от меня что-то скрывают, и, может быть, мама вовсе не умерла…Впереди показалось несколько домов, окружавших Верьерский вокзал. Кое-где уже открывались ставни и двери.Тереза указала рукой на вокзальные часы.– Мы слишком рано пришли, – проговорила она. – Поезд вашего отца придет в шесть пятьдесят, а сейчас только половина седьмого. Придется нам подождать двадцать минут, если, конечно, он придет вовремя.Они вошли в небольшое вокзальное здание. Там не было ни души.Шарль Ромбер, которого прохватило утренним холодом, затопал ногами, пытаясь согреться. Пустой зал отозвался гулким эхом.На звук появился вокзальный служащий.– Кто это, черт побери, шумит тут спозаранку? – недовольно осведомился он.Однако, заметив Терезу, суровый страж порядка тут же смягчился:– Ах это вы, мадемуазель Тереза? Что подняло вас с постели в столь ранний час? Кого-нибудь встречаете? Или сами уезжаете?Задавая вопросы, служащий с любопытством поглядывал на Шарля Ромбера, чье прибытие два дня назад в этот маленький городок не прошло незамеченным.– Нет, – ответила девочка. – Я никуда не уезжаю. Я пришла с господином Ромбером. Его отец должен приехать поездом в шесть пятьдесят.– Ах вот как, вы встречаете вашего батюшку, мсье? – обратился служащий к Шарлю. – И что же, он к нам издалека?Ромбер улыбнулся:– Из Парижа. Скажите, любезнейший, поезд не опаздывает? Еще не объявляли о прибытии?Служащий вытащил массивные серебряные часы, посмотрел время и сказал:– У вас есть еще добрых двадцать минут, мсье. Он идет с небольшим опозданием. Что поделать, работы по строительству тоннеля затрудняют движение, и поезда теперь всегда опаздывают.Закончив объяснения, служащий извинился:– Мне, пожалуй, пора идти работать, мадемуазель Тереза. Извините.Тереза повернулась к Шарлю.– Должно быть, время для вас тянется сейчас невыносимо медленно, – промолвила она.– Да, пожалуй.– Может быть, пойдем на перрон, чтобы встретить вашего отца прямо у вагона?– Что ж, пойдемте.Они вышли из зала ожидания и принялись нетерпеливо расхаживать по перрону. Тереза взглянула на вокзальные часы и улыбнулась:– Еще каких-нибудь пять минут, и ваш батюшка будет здесь… Уже четыре минуты! Посмотрите-ка, мне кажется, приближается поезд!Вытянув руку, она указала на белую струйку дыма, выделявшуюся на синем фоне неба, уже очистившегося от облаков:– Видите, вон там! Это пар от локомотива. Он только что вышел из тоннеля.Не успела она договорить, как в тишине пустынной станции прозвучал резкий паровозный гудок.– Наконец-то! – воскликнул Шарль.Мимо пробежал вокзальный служащий, бросив Терезе на ходу:– Пройдите в центр платформы, мадемуазель. Именно там останавливаются вагоны первого класса.Молодые люди последовали его совету и вскоре увидели поезд.С шумом выпуская клубы пара, локомотив затормозил, и тяжелый состав медленно остановился у станции. Вагон первого класса оказался прямо перед Шарлем и Терезой.На подножке уже стоял высокий старик величественного вида, с гордой осанкой и благородным лицом.Издали заметив встречающих, он подхватил свой небольшой багаж и спрыгнул на платформу. Затем поставил чемодан, бросил на скамейку пакет и обнял юношу за плечи.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92